Когда тебя попрекают твоими же собственными словами, подумала Элли, самое ужасное в том, что с этим не поспоришь.
Первые два километра они бежали молча.
Этот договор они заключили три недели назад. Для Элли пробежка в пять утра была ранним началом рабочего дня, для Джесса — поздним завершением рабочей ночи. А для обоих — хорошим противовесом сигаретам и спиртному, к которым слишком часто их тянуло в последнее время. Поскольку Элли была большой сторонницей четких ритуалов, они ввели правило: пропускать пробежку можно не чаще двух раз в неделю, и только не подряд.
Джессу пришлось выучить и еще одно, уже не такое жесткое правило: пробежки не предназначены для обсуждения недавней поездки Элли в Вичиту, их родной город. Эта поездка, как они оба понимали, но не желали признавать, и была истинной причиной Эллиной потребности в этом ежеутреннем уединенном ритуале.
Однако этим утром в парке Ист-Ривер они оказались не одни.
— Как думаешь, что там такое? — спросил Джесс.
Элли посмотрела в ту сторону, куда глядел брат, и увидела компанию из трех мужчин, которые топтались у забора, окружавшего небольшую стройплощадку возле ФДР — шоссе Франклина Делано Рузвельта. Они были в футболках и шортах для бега, а телосложение выдавало в них серьезных спортсменов. Один из них, на котором была поясная сумка, разговаривал по сотовому. С такого расстояния слов было не разобрать, но Элли видела, как, поглядывая сквозь сетчатое ограждение, его спутники что-то кричат ему.
А еще она услышала характерное попискивание телефонного рингтона. Мелодия показалась ей знакомой.
— Меньше знаешь — крепче спишь.
Больше всего Элли хотелось добраться до дома, отдышаться и дать отдых уставшим ногам. Эта стройплощадка появилась в западной части парка еще до того, как они начали свои утренние пробежки. Для Элли интерес представляло лишь то, что она находилась неподалеку от Вильямсбургского моста — места, где они обычно поворачивали назад, к дому. Взгляд Элли был по-прежнему устремлен на дорожку: чуть впереди — теннисные корты, за ними мост, а потом можно пускаться в обратный путь.
— А где же твоя тяга к приключениям? — Джесс потрусил к ограде.
Элли не могла понять, как ее брат — при его-то образе жизни — умудряется с такой легкостью выдерживать эту физическую нагрузку. Она поддерживала форму при помощи кикбоксинга и тренажеров, но серьезные пробежки всегда выматывали ее. Однако любой сторонний наблюдатель легко ответил бы на этот вопрос — достаточно было разок взглянуть на Элли и Джесса. Объем легких — лишь одно из множества отличий.
— Если я остановлюсь, тебе придется тащить меня до дому, — пропыхтела она.
— Для этого ты слишком тяжелая! — крикнул Джесс, показав язык. Он бежал, развернувшись лицом к сестре. — Давай глянем, что заинтересовало компанию порядочных ньюйоркцев.
Приблизившись к трем спортсменам, Элли заметила озабоченное выражение на их лицах. Владелец поясной сумки захлопнул свой мобильник.
— Они едут, — объявил он.
Волна облегчения пробежала по лицам бегунов. Элли видела это бесчисленное множество раз, приезжая на место преступления в форме и с полицейским жетоном.
Джессу было любопытно, что могло отвлечь рядовых горожан от привычного распорядка дня, а Элли снедало неприятное предчувствие. Она попыталась убедить себя, что дело, возможно, всего лишь в вандализме — наверняка какой-нибудь бродяга ищет себе место для привала.
— Что тут у вас такое интересное? — полюбопытствовала она.
— Вам, наверное, лучше не смотреть, — ответил один из мужчин.
Бегуны расступились, и Элли приготовилась к худшему, но даже она не могла предугадать, что за картина явится ее глазам. Одна из проволочных секций между накренившимися столбами провисла, образуя изрядную брешь в ограждении стройплощадки.
На груде белых пластиковых труб, словно брошенная тряпичная кукла, лежала женщина — скорее, совсем молодая девчонка. Руки были прижаты к бокам, а ноги — неуклюже расставлены. Ее красная блузка была расстегнута, под ней виднелся черный атласный лифчик; трусики были такие же, наверное, из комплекта. Ноги у нее были голые, на ступнях болтались золотистые босоножки на шпильках. Одежда, прикрывавшая нижнюю часть тела, исчезла.
Элли охватила злость, переходящая в ярость. Она уже повидала немало убийств, но никогда не встречалась с подобной жестокостью. Вьющиеся волосы девушки были вырезаны пучками, так что образовались обширные проплешины. Ее тело и лицо были иссечены короткими глубокими колотыми ранами, по расположению напоминающими сетку для игры в крестики-нолики. Элли содрогнулась, представив себе ужас жертвы при первом отблеске лезвия.