Первая патрульная машина, выехав из парка, направилась к северу по Рузвельтовскому шоссе. Впереди — коп. Сзади штатский без наручников. Все остальные пока в парке. Ему хотелось остаться и посмотреть, как дело пойдет дальше, но он знал, что вскоре полиция начнет прочесывать округу.
Он повернул ключ зажигания. Цифровые часы на торпеде показывали 5.46. Он настроил радио. До программы Говарда Стерна еще четырнадцать минут.
5.48. В тридцати пяти километрах восточнее парка, в Майнеоле на Лонг-Айленде, Билл Харрингтон резко открыл глаза — разносчик газет снова промахнулся, и, вместо того чтобы попасть на крыльцо, тяжелый сверток угодил под окно его спальни. Тело казалось липким. Билл откинул одеяло и с удовольствием ощутил холодок на босых ногах.
Ему снилась Робби.
Сон начался на заводе «Алкоа» под Питтсбургом; он давненько не был там, ведь Пенни настояла, чтобы после выхода на пенсию они поселились на Лонг-Айленде. Но двадцать пять лет своей жизни он плавил и лил сталь на этом заводе по пять дней в неделю, и по большей части это время было счастливым. Во сне он вошел в знакомую комнату отдыха для сотрудников, однако оказался у старого кухонного стола, служившего Харрингтонам с незапамятных времен.
В тот день Робби исполнилось шесть. А Дженне было всего двенадцать, однако она выпросила позволение испечь торт лишь с минимальной помощью мамы. Торт вышел комковатый и кривобокий, покрытый коркой подозрительной зеленой глазури. Однако Робби, казалось, ничего не заметила.
А вот и она — коленки стоят на виниловой обивке кухонного стула, локотки упираются в стол, светлые волосы зачесаны назад и убраны под розовую бумажную корону именинницы. Девочка нетерпеливо поглядывает на шесть горящих свечек, а Билл, Пенни и Дженна выводят последнюю строчку поздравительной песенки, чтобы продлить волнительное ожидание. Билл улыбнулся во сне, когда Робби зажмурилась, набрала побольше воздуха и осторожно выпустила его на каждую из свечек.
— У меня получилось, папа! Я затушила все, как ты учил. Мое желание правда исполнится?
— Тебе придется подождать, чтобы узнать это, Робби. Но помни — о нем никому нельзя рассказывать!
Во сне Робби слезла со стула и вышла из кухни туда, где, по его представлению, несколько минут назад находился завод. Билл пошел следом, желая побыть с девочкой еще немного, но было уже поздно. Он нашел ее такой, какой видел в последний раз почти восемь лет назад, — обнаженной, на железной каталке, покрытой простыней.
Все последующие годы Билл ловил себя на том, что думает о младшей дочери. Он никогда не считал, насколько часто это происходит; наверняка не меньше раза в день, обычно даже чаще. И, как раньше, когда Пенни еще была с ним и Дженна жила неподалеку, Билл порой просыпался от снов, переходящих в кошмары.
Однако очень давно воспоминания о Робби не были настолько яркими.
Глава 5
Элли все еще была в футболке и спортивных штанах, когда Джей Джей Роган, сбросив скорость своего белого «Форда Краун Виктория», перескочил через обочину Рузвельтовского шоссе и забил себе место для парковки — участок голой земли.
Направляясь к напарнику, она проклинала молодого патрульного Капру за то, что он до сих пор не вернулся. В ее голове возникла такая картина — ее братец похваляется перед новым поклонником свеженьким гитарным рифом, а она торчит на месте преступления в грязной спортивной одежде.
Когда Роган вышел из машины, она смутилась еще больше. Как обычно, он был при параде. Сегодня его наряд состоял из черного костюма с пиджаком на трех пуговицах, накрахмаленной серо-стальной рубашки и лилового галстука в мелкий белый горошек. Два дня назад она заметила ярлык на другом его пиджаке, небрежно повешенном на спинку стула: «Канали». Штуки две, не меньше. Она прикинула, что этот потянет примерно на столько же.
Элли так и не поняла, откуда у ее напарника деньги на такой гардероб, а также на другие, менее явные прихоти, но не удивилась бы, узнав, что после службы он подрабатывает моделью. Джей Джей был среднего роста и крепкого телосложения — возможно, в нем было немногим меньше метра восьмидесяти, а весил он как минимум девяносто килограммов. Кожа темного оттенка мокко. Наголо бритая голова. И очень приятная улыбка.