— Столько кошмаров, — прошептал Рафаэль, поглаживая спину Елены, когда она уселась на него сверху.
— Она бросила меня, — прошептала Елена. — Хоть и любила, но всё же бросила.
— Я никогда тебя не оставлю. — В его словах сквозила сила архангела, привыкшего к власти, к контролю. — И никогда не отпущу.
Другие женщины воспротивились бы такому заявлению, но Елена никогда никому не принадлежала. До этого времени. И от понимания этого, сломанные части внутри неё начинали исцеляться.
— То же касается и тебя, — напомнила Елена.
— Думаю, мне нравится принадлежать охотнице. — Руки на её бёдрах были сильными, требующими. — Давай же, заклейми меня своим телом. Пусть мы станем одним целым.
Его нежные слова контрастировали с напористыми движениями члена. Елена уперлась руками о плечи Рафаэля и опустилась на его жаркую плоть. Она задрожала, когда её тело старалось приспособиться к его внушительной длине.
— Рафаэль, — прошептала Елена у его губ, её плоть сжалась вокруг него.
Он ахнул и на мгновение опустил голову. Его губы отыскали точку на шее, где бился пульс. Елена ощутила прикосновение зубов. И укус. Совсем не нежный. Она зашипела, а он зализал крохотную ранку и стал осыпать поцелуями её шею и подбородок.
— Ты не позвала меня, когда Анушка напала.
Елена запустила пальцы в его волосы, и когда Рафаэль поднял голову, укусила за нижнюю губу.
— Я позвала, когда нуждалась в тебе.
Они оба застыли, уставившись в глаза друг другу. Казалось, будто он пытается заглянуть в её сердце, разгадать её сущность, понять, какая она на самом деле. Но она тоже видела его истинное лицо. Величественное создание, обладающее огромной силой, и хранящее тайны столь глубокие и древние, что Елена сомневалась, сможет ли когда-либо узнать их все.
От его поцелуя перехватило дыхание, унесло прочь мысли и все заботы. Застонав, она провела руками по изгибам его крыльев и почувствовала, как он становится ещё тверже внутри неё. Ощущение оказались для неё почти слишком сильными. Она поднялась, мучительно медленно освобождая его плоть из своего плена. Он завладел её губами и не отрывался от неё, пока желание не затуманило разум, а удовольствие не захлестнуло все чувства. Сжав её талию, Рафаэль потянул Елену вниз. Она покорилась, нуждаясь в ласках самых сокровенных мест, в простом, земном удовольствие.
— Рафаэль. — Она разорвал поцелуй, обхватил рукой её грудь и стал поглаживать пальцем часть соска, выглядывающую над водой.
Было что-то невероятно эротическое в наблюдении за тем, как он прикасался к ней уверенными движениями длинных пальцев, и смотрел так, словно клеймил глазами. Схватившись за покатую часть его крыла, она начала нетерпеливо об него тереться. Рафаэль резко вздернул голову, его глаза сияли, будто драгоценные камни. Рука, которой он поглаживал спину Елены, плавно переместилась, и пальцы начали поглаживать невероятно чувствительную внутреннюю часть крыльев.
— Прекрати, — пробормотала она у его губ, не имея возможности замедлить неспешное жаркое соприкосновение их плоти, остановить мощную кульминацию и единение тел, от которого сердце билось, как сумасшедшее.
— Такая чувствительная, хабибти.
Елена не знала этих слов, но поняла смысл. Он произнёс что-то прекрасное на языке, который она теперь слышала только в расплывчатых снах, и не важно, с какими воспоминаниями о боли и потере он был связан, всегда означал любовь. Елена взяла его ладонь и поднесла к губам. Мягкий поцелуй заставил глаза Рафаэля загореться кобальтовым пламенем. И не было больше слов.
А только удовольствие. Жгучее, пробирающее до костей наслаждение, вознесшее Елену на вершину. И пока она возвращалась с небес на землю, её держал в своих объятиях мужчина, который никогда не позволит ей упасть.
— Мама?
Почему на полу фойе валялась мамина туфля на высокой шпильке? И где вторая? Мама не носила обуви на высоком каблуке… уже очень долгое время. Наверное, они ей надоели, и она их сняла. Да, скорее всего, так и есть. Но если мама снова начала их одевать… может всё теперь будет хорошо, и она даже улыбнётся настоящей улыбкой.
В груди закололо от мучительной надежды. Елена вошла в прохладный коридор роскошного Большого дома, дома, который превратил её отца в незнакомца, и потянулась за одиноко валяющейся туфлей. И тогда она заметила тень. Такую деликатную, так мягко покачивающуюся.
Она знала. Знала. Но не хотела принимать. Её сердце превратилось в тугой узел колючей проволоки. Она посмотрела наверх.