— Это известно лишь ей одной. А она отправилась в могилу задолго до того, как в мире выросли города из стали и стекла, — он вернул внимание к распростертому перед ними виду.
Сев в кровати, Елена уставилась на прекрасный изгиб крыльев Иллиума, перья которых в темноте переливались серебристо-голубым цветом и спросила себя, оплакивал ли до сих пор ангел свою возлюбленную. Но она не решилась задать этот вопрос.
— Вампир?
— Его имя Ноэль. Он еще не пришел в сознание, — голос Иллиума резал, словно оголенное лезвие. — Он один из наших.
И Елена знала, что они не остановятся, пока не разыщут нападавшего. Охотник внутри нее это одобрил.
— Что на счет ангела, пытающего занять место в Совете Десяти? — миру не нужен еще один архангел со склонностям к самим жестоким видам удовольствия.
— Второстепенная задача. — безэмоционально заявил Иллиум. — Об этом позаботятся, когда казнят того, кто избил Ноэля и нанес оскорбление Рафаэлю.
Елена понимала пресечение зла на корню, но не привыкла к столь быстрой расправе бессмертных.
— Смею предположить, что у ангелов нет судьей и присяжных.
Иллиум фыркнул.
— Ты видела Урама… Хотела бы привести его в суд?
Нет. В голове вихрем пронеслись воспоминания о зверствах Урама.
— Расскажи мне про «Эротик», — произнесла Елена.
Иллиум выгнул бровь при упоминание элитного клуба на Манхеттене, где вампиры были постоянными гостями.
— Думаешь сменить профессию?
— Жеральдина работала в нём танцовщицей, — Елена никогда не забудет мольбу в ее взгляде, когда Жеральдина лежала с перерезанным Урамом горлом. — Она так сильно хотела стать Обращенной.
— Не знал, что она проводила время с бессмертными, — перекинув ноги через перила и встав, Иллиум подошел к проему и прислонился плечом к косяку. — Мне показалось, что Жеральдина случайная жертва.
Елена вспомнила слишком бледную кожу Жеральдины, окутанную ароматом вампира.
Среди людей Жеральдину назвали бы вампирской шлюхой, когда-то и Елена так же рассуждала. Но это было прежде, чем она попала в зал, полный вампиров и их любовников. До того, как поняла, соблазнение может действовать не только, как наркотик, но и как игра для взрослых, в которой победитель проведет ночь с проигравшим, доставляя ему наслаждение.
Но Жеральдина не походила на мужчин и женщин, с легкой, чувственной уверенностью, которых Елена видела в Башне.
Иллиум прав. Жеральдина — жертва.
— И она такой останется навечно
— Да, — крылья Иллиума изящной дугой сложились за его спиной. Ангел встретился взглядом с Еленой. — Поверь, Элли. Таковой быть отвратительно.
— Почему ты говоришь так, будто знаешь, каково это? — спросила Елена, осознавая, что никогда не забудет немое отчаянье в предсмертной просьбе Жеральдины. — Ты не жертва.
— Однажды, я Обратил человека, — пробубнил Иллиум, ресницы на его глазах скрывали взгляд. — Биологически он подходил и прошел индивидуальные тесты. Но в нем не было… стержня, чувства собственного достоинства. Я это заметил, когда стало слишком поздно. К тому времени он связался с другим ангелом, которому нравились жертвы.
— Он умер?
— Конечно. Жертвы никогда долго не живут.
Это явный намёк на тёмную сторону бессмертия.
— Чем дольше живешь, чем больше совершаешь ошибок. И тем больше несёшь скорби.
Вероятно, Елене стоило поразиться торжественностью комментария, но, как она начала понимать, Иллиум из тех ангелов, которые редко открывают свой истинный лик миру. Точно так же как и мужчина, которого Иллиум зовет господином.
— Ты помнишь всё?
— Да.
Дар. Проклятье.
Легкоранимым людям известно, что воспоминания режут до крови, как и лезвие. Елена вернулась от темы прошлого. Но вскоре оно вернется и будет преследовать каждого из них.
— Твои ресницы такого же цвета, как и волосы?
Иллиум, не задумываясь, последовал ее примеру сменить тему.
— Да. Они прекрасны, хочешь рассмотреть ближе?
Губы Елены растянулись в улыбке.
— Тщеславие — это грех, Колокольчик.
— Я считаю стоит хвастаться, если тебе есть, что показать, — ухмыляясь, Иллиум подошел и присел на край кровати. — Посмотри.
Елена так и сделала, из любопытства. Ангел говорил абсолютную правду — его чернильно-черные ресницы на кончиках были ярко-голубыми, как и волосы, потрясающе контрастируя с золотым оттенком глаз.
— Они прелестны, — небрежно бросила Елена.
Иллиум нахмурился.
— А я собирался предложить расчесать твои волосы.