Финский залив. Восьмиметровый зюйд-вест, у нас пять узлов — отличный ход! Первый раз поставили стаксель на закрутке, не выходя из кокпита, и подняли грот — неплохо. Задраили наветренную сторону тряпочного домика, закрывающего кокпит, наладили авторулевого — совсем хорошо.
А когда закипел чайник и мы попили кофе со сгущенкой, то поняли, что жизнь удалась и… Не тут-то было. Ведомый каким-то шестым чувством, зачем-то открываю машинное отделение, и что же я вижу — весь тосол плещется в трюме, а дренажная трубка злополучного второго контура, которую только что поставили Толя и Коля, прорвана. Делать нечего, закатывай рукава, Аркашка, полезай в трюм… Два часа в позе молящегося мусульманина и по уши в тосоле.
В четыре утра президент сменил меня у штурвала, и я удалился в «ящик».
Мысли из «ящика»
«Ящик», назначенный мною каютой капитана, находился в корме и имел размеры два метра в длину, метр в ширину и метр двадцать в высоту. То есть, сидя на койке, которая занимала практически всю площадь апартаментов, можно было еще и спустить ноги. Сходство с жилым помещением «ящику» добавляли иллюминаторы, плафон, вытяжной вентилятор и полка, идущая вдоль борта.
На этой территории я спал, «размышлял о смысле жизни» и работал, то есть писал заказной сценарий дурацкого сериала из жизни фотомоделей, спортсменов, бизнесменов, имиджмейкеров, бандитов, а также рекламных агентств, бизнес-элит и прочих элит, в одночасье свалившихся неизвестно откуда на наши бедные головы. Под гомон персонажей, музыку, крики и шорох лимузинов я заснул мертвым сном.
«Свирь»
Проснулся от грохота заведенного двигателя, и тотчас свет за иллюминатором перекрыла движущаяся стена. В метре от нас пропыхтел стальной борт теплохода. Когда я выполз из «ящика», президент уже отчитывал по рации вахтенного на теплоходе «Свирь», проспавшего штилевшую яхту прямо по курсу. «Свирь» неуверенно отнекивалась, но с нами не забалуешь. «…Не принял никаких мер для расхождения» — грозно начертал в вахтенный журнал президент. Для незнакомых с правилами движения судов поясняю: по морю — это вам не по Невскому на «шестисотом» с мигалкой. Нет тут ни богатых, ни бедных, «ни эллина, ни иудея». Океанский лайнер обязан сменить курс и уступить дорогу крошечной парусной лодочке, при известных обстоятельствах. Обстоятельства как раз были «известными» — ветер выключился в тот момент, когда «Дафния» пересекала курс «Свири». К счастью, подраненный двигатель все-таки завелся и вице-президент буквально вынырнул из-под носа теплохода, идущего на автомате.
«Не многовато ли приключений для первого дня?» — подумал я и тут же получил от Боженьки втык за пессимизм — точно «в морду» подул штормовой ветер.
Для тех, кто понимает
Как всякая красавица, «Дафния» дама несуетливая — крейсерский ход пять узлов. А куда, собственно, торопиться комфортабельной красотке? Лавировочный угол и вовсе 100 градусов, ведь «Дафния» — мотор-сейлер. На тонну водоизмещения у нее по восемь лошадиных сил в моторном отделении и солидный винт, благодаря которому она выгребает практически против любого ветра без парусов. Но это когда работает двигатель, а когда нет?
Уходили от шторма в финские шхеры под рифлеными парусами. На штормовой волне «Дафния» показала себя превосходно. Тряпочный домик тоже устоял против двадцатиметрового ветра, хоть и добавлял дрейф. Зато какая сухая и комфортная рулежка в закрытой рубке! Ветер воет, по баку гуляют волны, а рулевой в мягком кресле как в «мерседесе» — крути себе баранку, прихлебывая кофеек, что и делал безответственный счастливчик президент с видимым удовольствием. А в моей беспокойной башке роились сомнения:
— Ведь это только первые сутки похода, а как «прикладывает», — нашептывал тревожный голос. — Что-то еще будет впереди?..
Через шесть часов пути от Гогланда до острова Оррегрунд мы уже стояли у причала финского пограничного контроля, имея одну визу на двоих (у президента в паспорте был только шенген, непригодный для Финляндии того времени).
О гармонии
Сказано: все в природе находится в гармоничном равновесии и на двух питерских горе-путешественников без визы всегда найдется один смышленый финский пограничник. Звали его Петер, и был он полной противоположностью того, каким мы представляем себе педантичного и невозмутимого финского чиновника. Очень молодой, очень живой и подвижный. Короткое знакомство, преодоление языкового барьера… Петер предложил финский, английский, немецкий и шведский. Мы ответили на английском, через два десятка слов исчерпав словарный запас. Но сообразительный пограничник понял все — и про сломанный двигатель, и про невозможность лавировки, и про то, что все, как назло, «вэри бед»!