Внутреннюю поверхность затвердевшего воротника мужские особи перевязывают длинным, узким куском ткани, называемым галстуком, который двумя свободными концами ниспадает на грудь. Назначение галстука определить невозможно, а неудобство, связанное с наличием его свободно болтающихся концов, устраняется при помощи специального металлического зажима, прикрепляющего эти концы к сорочке.
Поверх рубашки земной мужчина обычно надевает еще одну, но из более плотной ткани, армированной жестким волосом и ватными вкладышами в некоторых местах. Эта верхняя деталь туалета называется пиджаком и прикрывает весь торс, почему-то оставляя открытой ту часть груди, в которой находятся сердце и легкие, то есть органы, наиболее уязвимые для воздействия внешней среды. Чтобы устранить этот искусственно созданный недостаток одежды, земной мужчина прикрывает открытый участок груди еще одним отрезком плотной ткани, называемым шарфом, а сверху надевает еще одно подобие пиджака, но почему-то тоже с отворотами в области груди. Верхний пиджак называется „пальто“…» И так далее.
Анализировать подобным образом современные туалеты можно бесконечно, высвечивая их бессмысленность и непрактичность. Штормовые же костюмы — полная противоположность традиционной одежде уже хотя бы потому, что разрабатывают их не женоподобные столичные кутюрье, все как один похожие на растлителей малолетних, а серьезные конструкторские бюро. Поэтому нет в непромоканцах ни воротников, ни галстуков, ни отворотов, ни ватных плеч… Лишь функция и целесообразность до аскетизма. Ткань не промокает, но пропускает воздух. Специально обработанные швы гарантируют, что и через них внутрь не проникнет влага. Молнии, кнопки и карманы спрятаны под непромокаемые лепестки. Яркий цвет и светоотражающие нашлепки подобраны таким образом, чтобы выпавшего за борт было видно за версту. Капюшон, перчатки, обувь и все остальное, включая специальное белье, выполнено в том же надежном морском стандарте. Именно в такой идеальный непромоканец был до самых глаз запакован рулевой «пятерочки», которого каждая встречная волна окатывала ледяной североморской водой. Завистливый же взгляд спортсмена, брошенный в сторону «Дафнии», относился к нам с президентом, развалившимся на мягких сухих диванах закрытого кокпита в одних майках и с кружками горячего кофе в руках.
— Спасибо, милая, — говорю я «Дафнии» и нежно глажу по тиковому комингсу.
День, ночь, день…
Пока по левому борту «Дафнии» неторопливо проплывают Восточные Фризские острова, погода становится все хуже и хуже, так что ко времени захода в яхтенную гавань острова Боркум, „навтекс“ выдает штормовое предупреждение, но мы уже швартуемся. Ветер свистит, дождь барабанит по тряпичной крыше, термометр показывает десять градусов. Барограф рисует крутой спуск, становится ясно, что одной ночевкой на Боркуме не обойдется. К вечеру колотун усиливается настолько, что для прогрева помещения и воды мы запускаем двигатель, а на следующее утро бежим в магазин покупать утепление. Этот факт президент добросовестно описывает в вахтенном журнале:
«Купили теплые куртки, — написал он. — Пригодятся для зимы и для такого лета».
В Голландию
По дороге в Амстердам GPS снова показывает несуразные координаты. Что делать? Вытряхнув всю имеющуюся наличность, я принялся считать, во что обойдется покупка нового прибора. А также сколько останется. Посчитал — прослезился.
До Амстердама не дотягиваем буквально пару миль, не успев проскочить в ворота последнего шлюза. Приходится ночевать в деревеньке с символическим названием Дургердам.
Дургердам так Дургердам, где наше не пропадало!
Привязались. Прошвырнулись по деревенской улочке, вытянутой вдоль канала. Среди плотно прилепившихся друг к другу домишек набрели на большую виллу, стоящую на просторной лужайке.
«Олигарх», — решили мы.
Вокруг ни души, дверь открыта. Нехорошо заглядывать в чужую жизнь, но уж очень хотелось, хоть одним глазком… Заглянули — вилла оказалась коровником.