— И внутри все прекраснее, чем снаружи! — воодушевленный, уверил Шекспир. — Пойдем. — Он потянул узкую дверь.
Соланж опешила:
— С лошадью?
Молодой человек хлопнул себя ладонью по лбу.
— Извини, так торопился сюда, что не подумал о Демоне. Эй, пострел, — кликнул он босоного пацана, пробегавшего мимо, — присмотри за животным. Плачу пенс!
— С радостью, сэр. — Мальчишка подхватил переданные ему удила и легко взгромоздился в седло. — Я пока выгуляю его.
Соланж, глядя, как берберийца уводят в неизвестном ей направлении, мысленно попрощалась с ним — вряд она снова увидит его. Но возражать не решилась, вернее, не захотела: пусть это деньги, но с прошлым надо расстаться.
А конь — это прошлое.
— Поспешим же.
Шекспир толкнул дверь, и они оказались в узком сумрачном коридоре, откуда до них долетели звуки иного мира: актерские реплики, вскрики и охи зрителей, вибрация в воздухе, будто сама Мельпомена скользила по кирпичному полу в своей длинной широкой тунике.
Флаг над театром был поднят, а значит, шло представление…
— Пьеса уже началась, — шепнула Соланж. — Пустят ли нас?
— Я скажу, что друг Питтса — и пустят. Не бойся, Роб! — повторил он опять и, они оказались в открытом дворе перед сценой, полном народа.
Театр внутри оказался восьмиугольным с тремя ярусами для зрителей, с выкрашенными деревянными стенами, вымощенным кирпичом потом и небом над головой. Сиденья зрителей поднимались вверх, как лавки судей, и ярусами окружали широкую сцену.
Молодые люди завороженно осматривались вокруг, когда огромный детина опустил им ручищи на плечи.
— Безбилетники? Так не пойдет. Платите пенни или проваливайте!
— Вы не так поняли, — вывернулся из-под широкой ладони Шекспир, — я друг Питтса, актера из труппы. Мы и сами актеры, пришли искать место в театре.
Нахмурившись, здоровяк пробасил:
— Нет у нас никого по фамилии Питтс. А если хотите играть, так приходите с утра — представление каждый день в три — или спросите за сценой! Хотя не уверен, что Бёрбедж вас примет, он нынче не в духе!
— И все-таки мы бы рискнули.
— Тогда вам туда. — Говоривший указал на лесенку сбоку сцены, и они под грянувший хохот толпы поднялись по ней, оказавшись в темноте за кулисами. Здесь, за занавесом темно-синего цвета, толпились актеры, разодетые в удивительные костюмы, играли «Тамерлана Великого», а потому удивляться экзотике не приходилось, но Соланж все равно показалось, что она в волшебном лесу, полном неизведанных ею существ.
Она, кажется, даже дышать перестала…
— Эй, кто вы такие? — окликнул их кто-то.
— Я друг Питтса, хотел бы увидеться с ним.
— Питтса? У нас нет такого.
— Но как же, он сам говорил, что состоит в труппе «Глобуса».
— Врал, должно быть. У нас Питтса нет!
— Но он играл брата Джакомо в «Мальтийском еврее».
— Джакомо? — Говоривший задумался. — Так ты о косом? Он ушел месяца три-четыре назад. Слышал, подался в труппу «Слуг лорда-камергера»… А что, зачем он тебе?
Шекспир переглянулся с Соланж. Вид у него был совершенно растерянный, он явно не ожидал такого расклада… И уже собирался что-то ответить, когда со стороны актерских гримерок ворвалась «дама» с поднятой до пупа юбкой. Ноги у «дамы» оказались, к слову, мужские и волосатые и пробасила она совершенно неженственно:
— Где эта, будь она трижды проклята, Мэри Уокер? Мне вот-вот выходить, а юбка Абигэйл порвана по подолу. Как мне прикажете выйти в такой? Я, что ли, какая-то шлюха, а не уважающая себя женщина, дочь мальтийского джентльмена? — И актер закатил глаза. — Я отказываюсь играть в таком виде.
— Не будь дураком! — одернул его полный мужчина, тоже в костюме. — Выйдешь, как есть. А Уокер уволить. Где она, кстати?
— Понятия не имею. — Полтруппы пожало плечами. — Ее с утра нет.
— И все равно я так не выйду, — сказал травести.
Соланж же, действуя инстинктивно, подалась вперед и сказала вдруг:
— Я мог бы зашить ваше платье… если позволите.
«Дама» смерила «паренька» взглядом. Оценивающим, высокомерным.
— А ты умеешь? — последовало с сомнением. Соланж кивнула. — Что ж, попробуй, если уверен в себе. — И взмахнув юбкой, актер развернулся к гримерке, а «паренек Роб» засеменил за ним следом.
В гримерке актера удушающе пахло парфюмом и пудрой. У Соланж защипало в носу, но она постаралась не зацикливаться на этом и взялась за иглу. В перчатках работать было не очень удобно, но снять их она не решилась: мало ли что.