С тех пор она сделалась осторожней.
— Мне сказали, что ты можешь сопротивляться, — осклабился муж четвертый по счету. Этот боров с заплывшими жиром глазенками… Такого ей точно было бы с места не сдвинуть! — Что с тобой нужно пожестче.
— Кто сказал?
— Мало ли кто. Лучше смотри, что я припас для тебя! — Он с коварной улыбкой выхватил из-за пояса плеть. Такой стегают, приучая к седлу, молодых жеребят, но никак не людей… Особенно девушек в первую брачную ночь.
Скотина, как пить дать, скотина, а не эсквайр, уважаемый член местного общества!
Жалость к нему практически испарилась, уступив место злорадству: посмотрим, кто посмеется последним.
— Разве я лошадь, — равнодушно осведомилась Соланж, — что ты принес с собой плеть? И это в нашу первую ночь. Ай-яй-яй, какой плохой мальчик. — Погрозила она жирному борову пальцем.
Тот насмешки не оценил: побурел до темно-бордового и опять приказал:
— Раздевайся, дерзкая сука. Да побыстрей! Всегда мечтал посмотреть, что у вас, перевертышей, между ног.
— То же самое, что и у прочих людей, — откликнулась девушка.
— Разве ты человек?
— Да побольше, чем ты, бесчувственная скотина.
Уязвленная больше, чем хотела бы показать, Соланж явно переборщила с насмешками, и когда длинная плеть, взрезав воздух, обожгла ее руку, громко вскрикнула. Не сдержалась.
— Ах, ты… — зашипела одними губами.
И знала, что глаза ее полыхнули ярко-желтым огнем. Здесь никаким бересклетом это не скрыть! Ну и пусть.
— Мужа слушаться надо, — ухмыльнулся довольный супруг. — И ублажать, строптивая су…
Договорить он не смог, подавившись слюной. Это Соланж сбросила платье и задрала камизу до талии. А потом отступила к постели, не сводя с толстяка призывного взгляда…
Место удара пульсировало и ныло, но ей было не до того: на один долгий удар вдруг притихшего сердца она сделалась смертоносным огнем, что манил глупого-глупого мотылька подлететь к себе.
Прикоснуться…
Ну, давай же, смелее…
Она присела на край и откинулась на спину.
— Славная девочка. — Муж подступил, облизнув губы.
— Я знаю.
Рука его с толстыми пальцами потянулась к ее животу, коснулась его и… заплывшие жиром глаза распахнулись. Да так сильно, как прежде вряд ли умели… Рот его исказился, он, кажется, собирался кричать, и Соланж очень предусмотрительно сунула ему в рот скомканный край покрывала. А потом нежно, почти что с любовью погладила по щеке.
— Бедный, бедный Винсент, стал таким дряхлым, что молодую жену не смог ублажить. Очень старался — я так и скажу — но на пике наивысшего «удовольствия», — Соланж улыбнулась, — лишился сознания. Так я подумала, — пояснила она, — по наивности не понимая, что «любимый» супруг отдал Богу душу.
Она стиснула его щеки и оттолкнула от себя уже неподвижное тело. Потом поднялась с постели, мазнув по внутренней части бедра заранее приготовленной кроличьей кровью, и осмотрелась по сторонам: сцена была идеальной. Оставалось все правильно отыграть…
— Ну и кто из нас на коне? — осведомилась она, глядя в пустые глаза своего мертвого мужа номер четыре. — А я ведь предупреждала: не прикасайся ко мне. — И головой покачала.
Потом растрепала свои черные волосы, покусала чересчур бледные губы и приняла, как ей казалось, наиболее подходящую случаю позу, то есть забилась испуганной птичкой к спинке кровати и закричала.
Кричать пришлось долго, даже горло сорвала. Слуги, должно быть, осведомленные о предпочтениях своего господина, не сразу поняли, что вопила она не в процессе любовных утех, а от ужаса.
— Что случилось, моя дорогая? — В комнату вплыла дородная миссис Остин, ее названая золовка.
Ее взгляд прошелся по распростертому неподвижному телу со спущенными штанами, по плети в изножье и вспухшей коже на руке перепуганной девушки.
— Я… я не знаю… — Соланж разрыдалась, да так натурально, что растопила бы камень, не то что сердце пухленькой миссис Остин. — Он… он д-делал это со мной, а потом…
Слуга, склонившийся над ее братом, покачал головой, констатируя очевидный для всякого факт: боров умер — и женщина, подойдя к ней, погладила девушку по волосам.
— Ну, перестань, — очень нежно сказала она, — и расскажи, что случилось.
— Он просто упал и… Я так испугалась! — Она нарочно утерлась покалеченной мужем рукой. — Что с ним? Он жив?