Выбрать главу

Уильям смерил ее недоверчивым взглядом.

— Просто сон? — повторил он. — И что же было в том сне?

— Медведь… В нем был медведь, тот самый из «ямы».

На самом деле из-за ворвавшегося в ее комнату Шекспира сон как-то враз улетучился из ее головы, все мысли заняла мысль: он поймет, кто она есть, если рассмотрит внимательней. Вон как глядит на нее!

Что вообще нашло на приятеля?

— Медведь, значит. — Он вдруг вздохнул и, подойдя ближе, сел на постель.

— Послушай, Роб… — начал он, осторожно подбирая слова. — Должен признаться, я знаю, почему этот медведь так сильно затронул тебя.

— Э… и почему же? — осведомилась Соланж, ощущая себя очень неловко в сложившейся ситуации, а тем более без перчаток, без которых и вовсе казалась себе обнаженной.

Уильям же поднял на нее проницательный взгляд голубых, но подернутых черными тучами глаз, похожих на небо над Лондоном, и сказал:

— Я еще в первый день догадался, кто вы такая, госпожа Аллен… узнал по перчаткам, мной же вам проданным. Помните наше знакомство в лавке отца?

— Помню, конечно. — В первый момент ошеломленной Соланж захотелось все отрицать, но побуждение длилось не дольше секунды: отрицать очевидное было бы глупо, да и Шекспир, покрывая ее столько времени, вряд ли желал навредить ей. — И почему ты молчал?

— Не хотел вас смущать, да и понял мгновенно, что вы такая же, как и я…

— Это какая же?

— Убегающая от прошлого в надежде на лучшее будущее.

Они посмотрели друг другу в глаза, и Соланж удивилась, как точно он выразил ее устремление. У поэтов это, должно быть, врожденное, проникать в самую суть, как и у художников-портретистов…

— Ты прав, — подтвердила она, — я убегаю. И очень надеюсь, что ты не выдашь меня!

— Если бы я хотел это сделать, то времени у меня было достаточно… — произнес собеседник. И продолжил: — Я ведь знаю, каков был ваш муж и видел отца… Вы вряд ли по своей воле пошли за толстяка Аллена. Вас заставили?

— Да, мне пришлось, — отчасти слукавила девушка.

Мужья были работой, такой же как штопка или дубление кож, она шла за них ради денег, отнюдь не собираясь провести в их ненавистном ей обществе целую жизнь.

Но Шекспиру об этом знать необязательно.

— Вы потому сбежали из дома, что не хотели более подчиняться отцу?

— Отчасти… да. Я устала жить по указке других и мечтала проложить собственный путь…

— Как и я. — Уильям кивнул. — А поэтому никогда вас не выдам. Тем более что понимаю… такой, как вы, нелегко бороться за жизнь. — Он явно смутился, сцепив руки перед собой. — Такие, как вы… вас незаслуженно притесняют. И вы должны знать, — вскинул он взгляд, — я не приверженец королевской позиции в отношении… перевертышей.

Он шумно выдохнул, произнеся самое сложное для себя, и Соланж во второй раз за эту беседу ощутила яростное желание откреститься от правды, особенно от такой, но опять же после секундной душевной борьбы решила довериться даже в этом. В конце концов, преданный друг ей бы не помешал, а Шекспир против воли располагал к себе…

— С чего ты решил, что я не человек? — спросила она. И на краткий, стремительный миг продемонстрировала ему не окольцованные запястья.

Шекспир поднялся на ноги и прошелся по комнате.

— Об этом шептались все у нас в Стратфорде, — сказал он. — Особенно мужчины в таверне. Вы с семьей, ясное дело, не афишировали свой статус, но кто-то заметил ваши браслеты и понял мгновенно, кто вы такие. Тут же нашлись сторонники и противники Аллена: одни осуждали его за кровосмешение… с оборотнем, другие завидовали… Ну, вы, наверное, знаете, что говорят…

— Нет, просвети меня.

Уильям потер заднюю сторону шеи, не смея на нее посмотреть.

— Это неловко, — признался он, покраснев. — Вам вообще не стоит слышать такого.

Соланж усмехнулась.

— Уилл, поверь, меня сложно шокировать чем-то после работы в актерской среде и дружеских попоек в трактирах, — заверила она парня на полном серьезе. — Вряд ли твои слова окажутся более откровенны, чем Ричард и прочие парни со сцены, обсуждающие девиц…

И это было воистину так: женщины отчего-то боготворили актеров, и некоторые — такие, как Ричард Бёрбедж — бессовестно этим пользовались.

— Говорят… вы чересчур волосаты… в определенных местах… — неловко начал Шекспир.

— Не более, чем прочие женщины, — тут же вставила девушка.

— … И частично перекидываетесь в процессе…

— С браслетом-то? С ним это вряд ли возможно.

— Но у вас нет браслета… А был. Я видел его, когда продавал вам перчатки!

Соланж прищурилась, молча глядя на собеседника и гадая, как много ему рассказать. В конце концов он и так знал достаточно…