Следовало их как-то отвлечь…
Он опять поглядел на лисицу — он нагонит ее в считанные минуты — и метнулся в сторону от намеченного пути, намеренно прорываясь через кусты, топая и скользя по камням, чтобы создать больше шума.
— Эй, они побежали в другом направлении! Глядите в оба.
Охотники устремились за ним, но все ли, Кайл не знал. Двое-трое, а их было больше…
Нужно вернуться к Соланж.
И как можно тише, но в его медвежьем обличье сделать это было непросто — и он перекинулся в человека. И пусть человеческая стопа не предназначена для бега по лесу, он все-таки побежал…
Ветки хлестали его по лицу, расцарапывали в кровь кожу, но он едва ли то замечал, посвященный одной-единственной цели: отыскать девушку и спасти ее от охотников.
Вот и тропа, по которой они направлялись, вернее нечеловеческое восприятие некой тропы, проложенной в нужном ему направлении. И пусть по человеческим меркам тут был сплошной бурелом и нетореные пути, Кайл видел дорогу…
И устремился по ней.
Только бы не опоздать!
… И запнулся о ноги.
От ужаса и секундного осознания им увиденного у него потемнело в глазах.
Соланж?
Нет-нет-нет-нет.
В свое оправдание он мог бы сказать, что в смятении чувств понял не сразу, что она, как и он, перекинулась в человека, что уже не лисица, как минуты назад, но по правде в этот момент он думал только о том, что Соланж умерла — и, разрывая руками переплетенье жалящих лоз, он прижал к себе ее тело.
Одурманенное снотворным, сердце билось чуть слышно…
Кайл понял то сразу, едва коснувшись кровавой борозды на ее правом боку. Лишь слегка оцарапав, стрела все-таки сделала свое дело…
— Соланж, слышишь меня? Соланж? — Веки девушки даже не дрогнули.
Медлить, однако, было нельзя: охотники наступали. Их голоса раздавались повсюду… Еще чудо, что их не нашли.
Кайл поднялся и взял Соланж на руки, а потом опять побежал. Ему все казалось, что ее бледная кожа, как маяк, мелькая между деревьев, привлекает преследующих их хищников. Вот-вот кто-то выскочит со словами: «А вот и вы, богомерзкие перевертыши!», а потом наступит конец…
Он и так получил больше возможного, но не станет думать об этом сейчас… Сейчас главное — выбраться из лесу, но сначала одеться.
Он выскочил на поляну, на которой скинул одежду, и принялся судорожно натягивать вещи. Одевать Соланж не было времени, и он просто завернул ее в плащ…
Только бы не опоздать!
Осталось чуть-чуть…
Он вышел в подлесок, где привязал лошадь, и будто одеревеневшими пальцами кое-как распутал удила.
— Тише-тише, — повел животное в поводу.
То, как нарочно, фыркало и артачилось. Может быть, чуяло дух дикого зверя, все еще витавший над ними, но, в конце концов, Кайл вспрыгнул в седло и, прижимая к себе безвольное тело, пустил животное вскачь.
Слышал, как кто-то выскочил на дорогу и кричал ему вслед, веля остановиться именем королевы, но он лишь пришпорил лошадь сильнее. Понимал, что надолго этой клячи не хватит, того и гляди повалится замертво, и твердил мысленно снова и снова: «Только до Лондона продержись. Только до Лондона, моя милая!»
И страшился погони.
У охотников за головами лошади явно были получше, и пусть у него была приличная фора — тем предстояло добежать до своих лошадей, привязанных, он хотел бы надеяться, где-то со стороны Эмерхема, — они легко бы нагнали его.
Но погони все еще не было…
И когда обессиленная кобыла почти встала у Лондонского моста, Кайл сжалился над животным и спрыгнул на землю с девушкой на руках. Накинул удила на крюк у ближайшей таверны, а сам поспешил по лондонским улицам…
Город уже просыпался.
Тонкая ленты зари окрасила горизонт, знаменуя начало нового дня, но предрассветные сумерки все еще были густы и скрывали, Кайл очень наделся, его странную ношу от глаз посторонних. Вот хотя бы красивые узкие стопы, выглядывающие из-под плаща… И тонкую обнаженную руку, обвившую его шею.
Эта рука без перчатки касалась его совершенно спокойно, как и любая другая.
Неужели… убийственный дар мисс Дюбуа лишился силы после первого обращения?
Это было бы слишком прекрасно, чтобы быть правдой…
Ведь лишило бы ее всякой ценности в глазах Эссекса и остальных.
Соланж была бы свободна!
Восторженный в своих чувствах, он чуть крепче прижал к себе хрупкое тело, и девушка застонала.