— Ну, мы можем попытаться довести этот мир до таких условий, — возразил я.
— Даже если мы его и доведём, и даже если получим задание на постройку алтаря, то у нас всё равно ничего не получится.
— Почему?
— Потому что мало построить алтарь, его надо ещё и активировать, а печати хаоса не работают в этом мире, — пояснил мне Ван Хельсинг. — Твой ИИ не хочет снять с нас эти ошейники?
Я отрицательно покачал головой, ничего такого мне предложено не было.
— Ну вот, это будет просто камень без всякого функционала. Алтарь — это фактически тот же ИИ, только с законами Хаоса.
— А нужны какие-то особые печати, чтобы активировать алтарь? — на всякий случай спросил я.
— Да нет, печати нужны, чтобы пропустить через них энергию. Ничего особенного.
— Тогда у меня для вас хорошие новости, я могу пропускать энергию, не активируя печатей Хаоса.
Две пары глаз уставились на меня, а потом, вздохнув, Вдова выдала мне:
— Ну ты и дурак, кто же о таком вслух говорит? Такие секреты нужно держать при себе.
Чёрт, язык мой — враг мой. Я посмотрел на Ван Хельсинга, который лишь пожал плечами, типа говоря: «Да, парень, ты нуб совсем». Ну и ладно, я их тут понимаешь спасаю, а они мне нотации читают.
— Лучше бы сказали, что никому не расскажете, — обиделся я.
— Пфф, как только мы выберемся отсюда, я уж за тебя возьмусь, — пообещала мне Вдова.
Чёрт, ну вот что мне с ней делать, а?
— Ладно, хватит парня стращать, — вмешался Ван Хельсинг. — Если он действительно умеет пропускать энергию, нам стоит попытаться устроить тут небольшую заварушку. Только я ещё не совсем понимаю, как. Тут ведь одни запреты.
— Насилие — не наш путь, побольше креатива, господа хаоситы, — в моей голове уже созрел план.
****
Исаак Шмидт стоял перед своим боссом, Винцентом Лавое, и обильно потел. Это были издержки его физиологии: когда Исаак сильно волновался, волнение сопровождалось обильным потоотделением, и ничего с этим поделать он не мог. Спросите, почему он волновался? Потому что он не смог справиться с совершенно простым делом. Всего-то и нужно было прийти и забрать к себе на съёмки двух рабов. Но во-первых, рабы уже оказались не рабами, а полноценными гражданами, хоть и с пониженным статусом. А во-вторых, ему неожиданно объявили, что киноиндустрия сейчас на забастовке. Это было для него совершенно новое слово, но ему доступно объяснили, что актёры требуют улучшения условий труда. Всё это было непонятно и ново для директора телевизионного канала, и он, не солоно хлебавши, вернулся с пустыми руками, чем и заслужил неудовольствие своего босса.
— И когда они собираются закончить эту свою забастовку? — недовольно спросил Винцент. Он уже согласовал все сроки, а теперь получается, что всё летит коту под хвост.
— Не могу знать, — Исаак принял самое правильное решение, притворившись полудурком.
— Что ты не можешь знать, идиот? — вскипел Винцент. — С кем мне теперь надо договариваться?
— С Густавом де Браго? — осторожно предположил Исаак.
— Это я тебя спрашиваю, идиот! — министр схватился за голову.
****
— Густав, что, чёрт возьми, происходит? — министр связи ураганом ворвался в мой кабинет в сенате.
Я оторвался от своего планшета и удивлённо посмотрел на него:
— Винцент, что тревожит тебя в этот солнечный день?
— Что меня тревожит? — прорычал он. — Я скажу, что меня тревожит. Ты срываешь мне все сроки. Какая, к чертям забастовка?
— Я срываю? — я изобразил совершенно искреннее удивление. — Но позволь мне тебя спросить, как?
— Отмени эту свою забастовку? — прорычал он.
— А почему ты спрашиваешь меня? Обратись к профсоюзу, они тебе всё объяснят. Кстати, хочу обратить твоё внимание на то, что по условиям контракта все, кто участвует в съёмках, уже относятся к этой отрасли и тоже бастуют.
Министр открыл рот и стал похож на рыбу, выброшенную на берег. Он жадно ловил воздух ртом и ничего не мог сказать.
— Дорогой Винцент, надо читать те контракты, которые вы подписываете. Если не ошибаюсь, речь идёт о тысяче работников твоего канала, которых ты определил на съёмки. Мне очень жаль, но все вопросы ты решаешь с профсоюзом, а не со мной.
— Я это так не оставлю, — придя в себя, выплюнул он и, хлопнув входной дверью, удалился.
Я покачал головой. Ну совершенно непуганные идиоты, правда и мои хаоситы тоже не отличались жизненной смекалкой. Когда я рассказал Вдове и Ван Хельсингу свой план по покорению этого мира, на их лицах отразилась целая гамма чувств, в основном это была жалость к моим умственным способностям. Но они меня сделали главным, и я настоял на своём, и, как видно, не зря. Мой план работает и работает отлично. А всего-то нужно было придумать профсоюз. Я чётко проинструктировал хаоситов, объяснил им плюсы и минусы, и даже подал запрос к главному ИИ на разрешение создать такую организацию. Мой запрос был утверждён , и мы начали выстраивать бюрократическую структуру. Первое, что я сделал, — начал выстраивать иерархию. Хотя, какая тут может быть иерархия из двух человек? Так что главной была назначена Вдова, она у нас очень активная, а Ван Хельсинг довольствовался должностью заместителя. Затем профсоюз создал школу по актёрскому мастерству и начал набор претендентов в неё. Я сразу сказал: «Первый год берите всех. Те, кто будут плохо играть, назначайте на административные должности, будем брать количеством». Третье: в каждом контракте прописать, что те, кто участвуют в фильмах, автоматически попадают под правила профсоюза кинематографистов. Ну для начала достаточно. И первый, кто попался нам в сети, оказался мой личный поклонник Винцент Лавое, и теперь тысяча его работников не имеют права работать. Всё это было с молчаливого согласия ИИ. Интересно, как он теперь выкрутится?