– Здравствуй, милая. Ты рано, как хорошо. Мне до смерти хочется чашечку чая…
– Ласкомб уже несет. – Джулия села возле матери. – Не могу себе представить жизнь без него, а ты, мама?
– Нет, дорогая. Я проверяла счета. Думаешь, мы сможем купить Эсме ту хоккейную клюшку, которую она, по ее словам, просто обязана заполучить? Полагаю, твоя уже совсем старая.
Джулия задумалась.
– Я получила свою клюшку на пятнадцатилетие, то есть, почти двенадцать лет назад. Давай купим.
– Джулия, ты должна наслаждаться жизнью, – вдруг начала мать, – найти мужа…
– Мамочка, я подожду, пока он сам меня найдет. Я счастлива в «Сент-Браво». Профессор Смит очень мил. – Джулия заколебалась. – В конце недели он уходит – плохо себя чувствует. Меня переводят к его преемнику – голландцу с именем, которое невозможно запомнить.
– Ты не против?
– Я буду скучать по профессору Смиту, он милый старик, но нет – не против.
Она подумала, что возражала бы, если бы ей сказали, мол, ее услуги больше не понадобятся. Без зарплаты Джулии семье не справиться.
Вошел Ласкомб с чаем, и они заговорили о другом: о Майкле – ее старшем брате, работавшем стажером в бирмингемской больнице; о Дэвиде, изучавшем древнюю историю в Кембридже и намеревавшемся стать учителем, и об Эсме – младшей в семье, четырнадцатилетней ученице местной средней школы.
– Где она, кстати? – спросила Джулия.
– Пьет чай у Томпсонов. Обещала вернуться к половине седьмого. Сын Томпсонов ее проводит.
Она заглянула в пустой чайник.
– Ладно, тогда я пойду и приготовлю пудинг.
– Это было бы чудесно, дорогая. Эсме забегала домой по дороге из школы и взяла с собой Блотто. Томпсоны не возражают.
– Хорошо. Позже я выведу его в парк.
Мать нахмурилась:
– Мне не нравится, когда ты выходишь в темноте.
– Я буду не одна, дорогая, со мной Блотто. – Джулия широко улыбнулась. – И потом, меня вряд ли можно назвать хрупким цветочком, правда?
Она была на кухне, когда вернулась Эсме, приведя с собой Фредди Томпсона и Блотто – пса смешанных кровей с длинным болтающимся хвостом и грубой шерстью. Громадный, по характеру он напоминал ягненка. Хотя, как говорила Джулия, какая разница, если на вид он – сама свирепость?
Фредди не остался надолго. Он часто бывал в этом доме, приходил и уходил без предупреждения. Мальчик вежливо попрощался с Джулией, помахал Эсме и оставил ее кормить Блотто, а затем, под нажимом сестры, делать домашнее задание.
– А в субботу мы пойдем и купим хоккейную клюшку, – сказала Джулия.
Эсме бросилась к ней:
– Я тебя обожаю! Правда? Ту, что я хочу? Не одну из этих ужасных дешевых клюшек?
– Какую захочешь, милая.
Позже, укладываясь спать, Джулия позволила себе подумать о будущем. Она редко это делала, считая абсолютно бессмысленным занятием. Нужно научиться довольствоваться тем, что есть.
Никто не ожидал, что ее отец умрет от разрыва сердца, а семье придется жить в этом доме – очень большом и требующем заботы. И все же остаться здесь оказалось дешевле, чем искать что-то поменьше и поновее. Кроме того, когда Джулия обратилась к агенту по недвижимости, тот сказал, что на вырученные от продажи особняка средства они вряд ли смогут купить что-то стоящее. Как жаль, что у них осталось так мало денег, и те пришлось потратить на образование мальчиков.
Джулия вздохнула и взяла расческу. Неплохо было бы выйти замуж – встретить мужчину, который не отказался бы взять на свои плечи бремя в виде вдовствующей матери, двух братьев и сестры-школьницы. Здравый смысл подсказывал, что с тем же успехом можно пожелать луну с неба.
Джулия расчесала свою гриву и нырнула в постель. Оставалось надеяться, что новый доктор окажется таким же славным стариком, как профессор Смит. «Возможно, – сонно подумала Джулия, – поскольку он голландец, то время от времени будет возвращаться на родину, оставляя дела на меня, или переводить к другим консультантам по мере необходимости». Это бы многое изменило.
В течение следующей недели пришлось переделать много дополнительной работы. Профессор Смит был забывчив и, путая что-то, временами раздражался. Джулия, привыкшая к внезапным вспышкам гнева, терпеливо все сносила. «И потом, – успокаивала она себя после особенно трудного дня, – он же нездоров».
В последнее утро – в пятницу – когда она покорно мучилась, заполняя шкаф картами, которые оказались просто необходимы профессору Смиту, дверь открылась, и Джулия повернулась к вошедшему.