Снейп всегда был щедр на наказания и скуп на похвалу. А как иначе? На уроках столь травмоопасного предмета, как зельеварение, снисходительность — медвежья услуга. А дружелюбие легко принять именно за снисходительность. Студенты, не ограниченные дисциплиной, позволяли бы себе поведение, совершенно недопустимое в классе зелий, где малейшее нарушение правил может привести к катастрофе. Так что приходилось быть максимально строгим и требовательным, чтобы не давать ученикам взорвать класс со всеми находящимися в нем. И суровость, поначалу вынужденная, со временем вошла в привычку.
Резкий характер оттолкнул хогвартских учителей, лишив их шанса узнать Северуса поближе. Хорошую службу сослужил угрюмый нрав и в общении с другими «коллегами». Пожирателей смерти Снейп презирал и был только рад не изображать удовольствие от их компании. Репутация брюзги надежно защищала от необходимости активно вращаться в отвратительном ему обществе, а жестокость была очень нужна, когда служба Темному Лорду заставляла убивать, пытать и калечить.
С годами Северус так привык к притворству, что сам в него поверил. Извечная хмурость, язвительные нападки, грозно взлетающие полы мантии — все это стало второй натурой. В какой-то момент он привык, что на него смотрят с ужасом. В хитроумном плане Дамблдора это сводилось к преимуществам, а в реальности — к одиночеству.
— Но теперь все может быть по-другому, — тихо сказала Гермиона. — Вам уже не нужно быть таким, как раньше.
— Трудно изменить многолетней привычке.
— Вы уже изменяете ей, — возразила Гермиона, — разговаривая со мной. В качестве следующего шага можете все рассказать Гарри.
На лице Снейпа смешались недоверие, горечь и, если она не слишком ошибалась, оттенок тревоги. Неудивительно. Для него такой совет — все равно что требование вывернуть душу наизнанку.
— А смысл? — спросил Северус, пряча глаза. Его пальцы поглаживали золотистую кайму на пустой чайной чашке, и Гермиона наблюдала за этими плавными движениями, не понимая, что в них такого завораживающего… Но потом ее осенило: Снейп делает это неосознанно. Он так глубоко задумался, что перестал полностью контролировать свои действия, и от этого выглядел таким живым и уязвимым, каким Гермиона еще не видела его.
И она поняла: он не боится быть откровенным. Он боится быть отвергнутым.
Сердце само тянулось к этому непостижимому мужчине, который умудрялся быть строгим и мягким, жестоким и заботливым, сильным и уязвимым одновременно. Больше всего на свете она хотела бы навести мосты между ним и собой, между ним и Гарри. Такие мосты, через которые он смог бы проложить новый, счастливый путь в жизни и окончательно оставить прошлое позади.
— Гарри должен понять, — Гермиона попробовала убедить Снейпа посмотреть на привычные вещи с другой стороны. — Он думает, что знает все, но ему неизвестна полная история ваших отношений с Лили. Если он узнает всю правду, узнает, что вы его крестный…
— То что? Будет безмерно счастлив? Никакая правда не изменит прошлого. Ничто не изменит факта, что я виновен во всех его бедах. Я сделал его мишенью Темного Лорда, я оставил его сиротой, и я не помешал тому, чтобы его отдали на воспитание мерзкой тетушке, как никто зная, что она ненавидит волшебников и все волшебное и завидует сестре. А когда он очутился в Хогвартсе, я сам издевался над ним — лишь отчасти из притворства, но главным образом потому, что действительно не мог спокойно смотреть на него. Маленькая копия отца, глядящая на меня укоризненным взглядом Лили. Ходячее воплощение моей вины и моей мечты. И я защищал его. Ненавидел — и защищал.
Северус не понимал, что за чары заставляют его говорить такие вещи, которых он никому и никогда не говорил; удивлялся, что он в принципе способен, оказывается, облечь эти чувства в слова; ощущал, что жестокая неприукрашенная правда изливается, принося облегчение ему самому и грозя развеять романтические иллюзии сидящей напротив девушки.
— Вас нельзя винить за поступки его тети и дяди! — спокойно возразила она. — Гарри получал в их доме главное — защиту. Лучшую из возможных. Вы ничего не могли с этим поделать. Разве что могли бы быть с ним помягче, это знать только вам. Но, как бы там ни было, вы клялись защищать его, а не любить или баловать.
— Безусловно, мистер Поттер оценит разницу! — саркастически фыркнул Снейп. — Нет, мисс Грейнджер. Рассказывать ему, что именно мне его мать доверила его благополучие, — лишь сыпать соль на рану. Быть может, Поттер даже уважает меня от всей широты гриффиндорской души из пиетета ко всему героическому. Но с чего бы ему радоваться обретению крестного отца, который крайне далек от любви или хотя бы симпатии к крестнику?
— При всем моем уважении, сэр, вы недооцениваете Гарри. Он все поймет. Он эмоционален и, бывает, действует не подумав, но у него чутье на людей, и он не злопамятен. В семье не всегда все складывается легко, порой нужно постараться. Я уверена, Гарри со своей стороны приложит максимум усилий, если вы дадите ему шанс. Он будет счастлив узнать, что у него есть кто-то близкий, и будет гордиться тем, что это вы.
Снейп недоверчиво молчал. Упрямец. Самый строгий и беспощадный к себе человек из всех, кого Гермиона только встречала. Неудивительно, что никто никогда не оправдывал его ожиданий, он и сам-то их не оправдывал! Она попыталась зайти с другой стороны:
— Неужели вы не понимаете, что в мире осталось всего два человека, которые хорошо знали родителей Гарри и могут что-то рассказать о них? А вы единственный, кто знал его маму с детства! Вы ключ к его семье, к его прошлому!
На этот довод Снейп также не ответил. Но Гермиона каким-то шестым чувством ощущала, что он воспринял аргумент крайне близко к сердцу. И это уже само по себе было достижением. Ей удалось добиться того, чтобы Северус Снейп прислушивался к ее словам! Открытие оказалось весьма волнующим.
— Если мы будем продолжать в том же духе, мне нужен огневиски, — наконец вздохнул Снейп. Сходив к шкафчику в углу кабинета, он вернулся с бутылкой Огденского и двумя стаканами. — Составите компанию?
— Вы предлагаете мне выпивку?! — ошеломленно спросила Гермиона.
— Как видите, — невозмутимо сказал Снейп, а затем добавил: — Вы ведь совершеннолетняя? И вообще, мы последние два часа только и делаем, что выходим за рамки, еще один шаг ничего не изменит.
Гермиона всей душой желала, чтобы и этот шаг оказался не последним, но, увы, профессор не имел в виду ничего такого.
— Спасибо, не откажусь. Только совсем чуть-чуть.
— Я и не собирался наливать вам много. Вы даже трезвая не робкого десятка, страшно представить, что способны натворить спьяну.
Гермиона улыбнулась его непринужденному тону и вставила ответную шпильку:
— Боитесь, что стану покушаться на вашу честь?
Снейп нахмурился. Студентка сама не поняла, что в ее шутке была лишь доля шутки, так что он предпочел игнорировать вопрос. Поставив перед ней стакан, он снова сел в кресло.
— Держите себя в рамках, мисс Грейнджер.
— Гермиона.
— Простите?
— Мы выпиваем, беседуем на довольно личные темы… Думаю, уместнее будет обращение по имени. По крайней мере здесь и сейчас. Мы ведь оба понимаем: все, что происходит в этом кабинете, останется в этом кабинете?
— Хорошо, если вам так угодно… Гермиона.
Звук собственного имени в его устах ей определенно нравился.
— А мне как вас называть?
Сверля Гермиону пристальным взглядом, он отчеканил:
— Профессор. Снейп. Нет, я не разрешаю вам обращаться ко мне по имени. Вы и без того многовато на себя берете.