— Спасибо за чай, — сказал на прощание Вайн.
К дому Вексфорд вернулся на машине. Самнер-Квист уехал. Арчболд и Милсом работали наверху. К Вексфорду подошел Берден.
— Я забыл сказать. Когда сообщили по 999, я распорядился выставить посты на всех дорогах отсюда.
— Но ты же не знал, что произошло?
— Я понял, что тут какое-то… какая-то резня. Она позвонила в службу спасения и сказала: «Они все мертвые». Что, думаете, перестраховался?
— Нет, — проговорил Вексфорд задумчиво. — Отнюдь нет. Ты правильно сделал. Если, конечно, можно закрыть все дороги. Здесь ведь, наверное, их десятки.
— Да нет. Дорога на Помфрет-Монакорум и Черитон, которую они зовут короткой. Потом главный проезд — выходит прямо на шоссе Б-2428. В одну сторону там через полмили город и патрульная машина. В другую сторону — Кэмбери-Эшз, как вы знаете. Тут нам немного повезло, или, во всяком случае, мне кажется, что повезло. Патруль в машине оповестили уже через три минуты после ее звонка. И с тех пор здесь никто не проезжал. Значит, они уехали по короткой. Ну, тогда у нас мало шансов. Ни описания, ни номера, даже приблизительного, ни малейшего понятия, что искать. Ничего пока нет. Я не мог больше расспрашивать ее, понимаешь, Рег? Я видел, что она умирает.
— Конечно, не мог. Конечно, нет.
— Дай бог, чтобы она выжила.
— Будем надеяться, — сказал Вексфорд. — Ей всего семнадцать.
— Конечно, мы все желаем ей выкарабкаться, но я думаю еще и о том, что она может рассказать. Практически все, как ты думаешь?
Вексфорд только молча поглядел на него.
V
Девушка могла бы рассказать им все. Давина Джонс, которую все звали Дейзи Флори, могла бы сказать, в какое время появились убийцы, как они выглядели и даже, возможно, что им было нужно и что они взяли. Она их видела и, может быть, говорила с ними. Она могла видеть их машину. Вексфорд предполагал, что она умна, и надеялся, что еще и наблюдательна. Он очень хотел, чтобы она выжила.
Вернувшись домой в полночь, он не мог решить, звонить ему в больницу или нет. Но какая польза сейчас в том, что он узнает, жива Дейзи или умерла? Если ему скажут, что она умерла, он не сможет спать. Потому что она совсем юная, и вся жизнь у нее впереди. И еще — Вексфорд честно признавал это — из-за того, о чем говорил Берден. Если она не выживет, расследовать дело будет гораздо труднее. А если ему скажут, что девушка не умрет и поправляется, он будет слишком взволнован мыслями о предстоящем разговоре с ней, чтобы уснуть. Хотя такого, конечно, он не услышит. Либо умерла, либо «борется», либо «вне опасности». В любом случае, рядом с ней сейчас констебль Розмари Маунтджой, она будет сидеть у дверей палаты до утра, а в восемь ее сменит констебль Анни Леннокс.
Он потихоньку поднялся наверх посмотреть, спит ли Дора. Ее лицо оставалось в темноте, луч света из приоткрытой двери широкой полосой пересек руку, лежащую на одеяле, высветил рукав ночной рубашки и небольшую изящную кисть с округлыми розовыми ногтями. Она крепко спала, дыхание было размеренным и глубоким. После всего, что произошло этим вечером у них с Шейлой и четвертым участником ужина, которого Вексфорд уже назвал про себя «этот гнусный тип», она смогла спокойно уснуть. Вексфорд понял, что слишком сердит на жену. Он прикрыл за собой дверь, спустился в гостиную и стал рыться на полке с газетами в поисках последнего воскресного «Индепендента».
Скоро он нашел его между «Радио Таймс» и каким-то бесплатным рекламным журнальчиком. Где-то здесь должно быть интервью Вин Карвер. Как ему помнилось, большое, на двух страницах, с крупной фотографией. Вот, страница одиннадцать. Он устроился в кресле и открыл нужное место. Перед ним был портрет. То самое лицо, которое час назад он видел мертвым, когда Самнер-Квист поднял убитую от стола за волосы, словно палач, подымающий напоказ отрубленную голову.
Начало интервью занимало одну колонку слева на странице. Вексфорд рассмотрел портрет. Такой снимок позволила бы публиковать только женщина, добившаяся триумфального успеха в сфере, далекой от почитания красоты и молодости. И дело было не в чертах лица, а в глубоких следах времени, в морщинах, приобретенных с возрастом. Ее нос птичьим клювом торчал из переплетения тысячи морщин, как из гнезда, губы сложились в полуулыбку, добрую и ироничную одновременно. Глаза, окруженные путаницей сходящихся складок, остались молодыми: искрящиеся темные радужки и чистые, без прожилок, белки.
Подпись под снимком гласила: «Давина Флори, чей первый том автобиографии «Последняя из девяти колпиц» издательство «Сент-Джайлз Пресс» выпустило в продажу по цене 16 фунтов».
Вексфорд перевернул страницу и увидел авторессу юной: вот девочка в бархатном платьице с кружевным воротничком, а вот, десять лет спустя, — девушка с лебединой шеей и загадочной улыбкой, коротко стриженная, в прямом, по моде, платье без талии с поясом на бедрах.
Строчки поплыли у него перед глазами. Инспектор широко зевнул. Он слишком устал, чтобы дочитывать до конца. Оставив развернутую газету на столе, Вексфорд поднялся в спальню. Бесконечно долгий вечер остался позади, и там, в самом конце длинного коридора событий, у выхода из тоннеля, далекие, но несомненно различимые, стояли Шейла и тот гнусный тип.
Пока читатель Давины Флори искал помощи в газете, не-читатель обратился к первоисточнику.
Берден вошел в дом под пронзительный рев сына. Когда он поднялся наверх, крик прекратился — маленький Марк успокоился на руках матери. Берден услышал, как своим уверенным и несколько нравоучительным тоном, от которого сразу становилось спокойно, она сообщила, что гребнистый ящер диплодок не встречается на Земле уже два миллиона лет и уж, во всяком случае, никогда не выбирает для жилья шкафчики для игрушек
Когда Дженни вошла в спальню, Берден уже сидел в постели с книжкой о последней из девяти колпиц на коленях, которую она получила от него в день рождения.
Поцеловав его, жена пустилась в подробный пересказ приснившегося Марку страшного сна и ненадолго отвлекла Бердена от чтения биографической справки на задней странице обложки. Он решил до утра не говорить о том, что случилось. Дженни восхищалась этой женщиной, собирала ее книги, повторяла ее путешествия. Вчера в постели перед сном они как раз говорили об этой книге и о детстве Давины Флори, о ранних влияниях, сказавшихся на формировании характера знаменитой писательницы-антрополога и «геосоциолога».
— Не бери мою книгу, пока я не дочитаю, — сонно проговорила Дженни, поворачиваясь на бок и зарываясь головой в подушку. — И вообще, нельзя ли погасить свет?
— Две минуты! Только расслабиться. Спи, дорогая.
Не в пример многим писательницам, достигшим определенного возраста, Давина Флори не запрещала публиковать дату ее рождения. Ей было семьдесят восемь. Родилась в Оксфорде, последняя из девяти дочерей преподавателя греческого. Училась в колледже Леди Маргарет, получила докторскую степень в Лондоне. В 1935-м вышла замуж за такого же оксфордского выпускника Десмонда Кэскерта Флори. В его поместье Танкред-Хаус в Кингсмаркэме они вместе занялись спасением лесов и насадили знаменитый бор.
Окончив чтение, Берден выключил свет и лежал в темноте, обдумывая прочитанное. Десмонд Флори погиб во Франции в 1944-м, за восемь месяцев до рождения дочери Наоми. Через два года Давина Флори отправилась путешествовать по Восточной Европе и Ближнему Востоку и в 1951-м вышла замуж вторично. Дальнейшее он не запомнил — ни имени второго мужа, ни названий книг. Все это было неважно. От того, что Давина Флори была, кем она была, ее личность не становилась для них важнее, чем если бы Давина оказалась обычным, как это называл Берден, человеком. Вполне возможно, убийца не имел понятия, кем была его жертва. Многие из людей того сорта, с которым Бердену, как полицейскому, приходилось иметь дело, не умели даже читать. Для грабителя или грабителей Танкред-Хауса она была всего лишь старухой, которая имела драгоценности и жила в уединенном месте. Она сама, ее муж, дочь и внучка жили открыто и были легкой добычей. Это и решило дело.