Мартин опустил руку в карман и, заметив, что грабитель остановил на нем взгляд, отнял ее от рукоятки и сцепил руки перед собой.
Молодой что-то сказал кассирше Шэрон Фрэзер, но слов Мартин не расслышал.
В банке должна быть тревожная кнопка. Мартин подумал, что не представляет, как она устроена. Может, ее нажимают ногой. Может, тревожная сирена вот сейчас раздалась в полицейском участке.
Ему не пришло в голову изучить внешность тех, кто вместе с ним оказался у стены и ежился под дулом пистолета. Впрочем, если бы такая мысль и пришла, это уже ничего бы не изменило.
Об остальных он мог бы только сказать, что среди них не было ни стариков, ни детей, кроме младенца, который висел у матери на груди в «кенгуру». Для него они были будто тени, безымянные и безликие «окружающие». В его груди росла решимость действовать — сделать хоть что-нибудь.
Его охватило негодование. Он всегда переживал такое, столкнувшись с преступлением или преступным намерением. Как они смеют? Кем себя возомнили? По какому надуманному праву пришли сюда взять то, что им не принадлежит? Такое же чувство рождалось в нем, когда он узнавал, что одна страна напала на другую. Как можно допускать такую дикость?
Девушка-кассир отдавала грабителю деньги. Рам Гопал, похоже, не мог нажать тревожную кнопку. Не то окаменев от ужаса, не то в полной невозмутимости Рам во все глаза смотрел, как Шэрон в своей кабинке нажимает кнопки автомата, который выбрасывает упакованные пачки пятидесяти- и стофунтовых банкнот. Холодным взглядом он провожал пачку за пачкой — те ныряли в железный поддон и переходили под стеклянной перегородкой в жадные руки грабителя в перчатках. Парень левой рукой выгребал деньги из приемника и бросал в холщовую сумку, привязанную на поясе. Шэрон Фрэзер все время оставалась на мушке его пистолета — игрушечного пистолета.
Остальных, включая Рама Гопала, держал под прицелом старший грабитель — он занял выгодную позицию. Помещение было небольшое, и заложники жались друг к другу. До Мартина доносились тихие вздохи и слабые всхлипы — среди них плакала женщина.
Его ярость грозила вот-вот вырваться на свободу. Но не сейчас, еще не время! Если бы британским полицейским разрешалось носить оружие, он, пожалуй, теперь был бы достаточно знаком с ним, чтобы отличить настоящий пистолет от игрушки.
Молодой грабитель тем временем перешел к другому окошку и встал перед Гопалом. Юная толстушка Шэрон Фрэзер, дочь школьной подруги жены Мартина, сидела, сжав кулаки, вонзаясь красными ногтями в собственные ладони. Рам Гопал уже совал пачки банкнот в окошко. Почти закончилось. Через секунду все это будет в прошлом, и он, Мартин, так ничего и не сделает.
Он видел, как старший — темный коренастый мужчина — отступил к двери, но это мало что меняло: все по-прежнему оставались у него на мушке.
Мартин сунул руку в карман и нащупал тяжелый револьвер Кевина. Грабитель заметил это, но не отреагировал — ему нужно было открыть путь к бегству, отодвинуть засовы, отворить дверь.
В пистолете Кевина Мартин легко распознал имитацию. И теперь если не опыт, то наблюдательность и рассуждение подсказали ему, что пистолет юного грабителя — тоже ненастоящий. Настенные часы за спиной налетчика показывали 9-42. Как быстро все произошло… Всего полчаса назад он был в мастерской. Сорок минут назад отобрал у Кевина найденный в портфеле револьвер.
Он выхватил его и закричал:
— Бросай оружие!
Человек у двери лишь на мгновение отвернулся сдвинуть засов. Он пятился, держа оружие двумя руками, как гангстеры в кино. Молодой принял последнюю пачку денег и бросил в сумку.
— Бросай оружие! — повторил Мартин. Медленно повернув голову, мальчишка посмотрел на него. У одной из женщин вырвался придушенный всхлип.
Пистолетик в руке мальчишки, казалось, задрожал. Мартин слышал, как внешняя дверь грохнула о стену. Он не видел, как убегал грабитель с настоящим пистолетом, но знал — тот исчез. По залу пробежал сквозняк. Хлопнула стеклянная дверь.
Мальчишка остановил на Мартине отстраненный и пустой, возможно, затуманенный наркотиком взгляд, держа пистолет так, будто вот-вот собирается уронить, будто испытывает, сколько тот удержится на кончике пальца.
Стеклянная дверь распахнулась — кто-то вошел.
— Назад! — заорал Мартин. — Вызовите полицию! Здесь ограбление!
И шагнул вперед, навстречу парню. Теперь все будет просто, все уже просто, настоящая опасность миновала. Он держал мальчишку на мушке, и тот дрожал.
«Я справлюсь! — думал Мартин. — Господи, в одиночку!»
Мальчишка нажал на спуск и выстрелил ему в сердце.
Мартин упал. Он не переломился пополам, а просто осел на подогнувшихся ногах. На губах показалась кровь. Он не издал ни звука, кроме какого-то слабого покашливания. Тело, будто в замедленном кино, содрогалось, руки хватали воздух, но движения их были слабыми и плавными, постепенно жизнь в нем угасла, и в полной неподвижности он лежал, уставив невидящий взгляд в сводчатый потолок банка.
Миг стояла тишина, а потом люди заголосили все разом.
Умирающего окружили. Из задней комнаты выбежал менеджер Брайан Принс и с ним еще несколько человек. Рам Гопал уже звонил по телефону. Женщина с «кенгуру» завизжала, запричитала и, обхватив двумя руками своего ребенка, с силой прижала его маленькое тельце к себе. Младенец завопил душераздирающе тоскливо.
Шэрон Фрэзер, знавшая Мартина, выбежала в зал и опустилась на колени возле тела, в слезах ломая руки и взывая о справедливости и возмездии:
— Боже, боже, что они с ним сделали? Что с ним стало? Помогите мне кто-нибудь, не дайте ему умереть!
Но Мартин уже умер.
II
Так имя Мартина попало в газеты. Оно прозвучало на всю страну в вечерних новостях «Би-би-си» и потом еще раз — в одиннадцатичасовом выпуске.
Сержант Калеб Мартин, детектив, тридцать девять лет, имел жену и сына.
— Чудно, — сказал инспектор Берден, — ты не поверишь, но я и не знал, что его так звали. Всегда думал, что он Джон или Билл или что-то в этом роде. Мы звали его Мартин, как по имени. Не могу понять, чего он полез? Что его на это толкнуло?
— Храбрость, — ответил Вексфорд. — Бедняга Мартин был крутой малый.
— Безрассудство, — печально и без укора заметил Берден.
— Храбрость вообще не самая умная вещь, правда? Ей мало дела до логики и рассуждений. Не оставляет рассудку шанса посмотреть трезвым взглядом.
Он был такой же, как они, один из них. Полицейскому всегда дико, если убивают полицейского. Это сугубое злодеяние и квинтэссенция всех преступлений, потому что, в идеале, именно предотвращению преступлений посвящает свою жизнь полицейский.
Разыскивая убийц Мартина, старший инспектор Вексфорд прилагал не больше усилий, чем в охоте за любым другим убийцей, но чувствовал, что дело задевает его лично. При том, что он не особенно любил Мартина и часто раздражался от его сосредоточенной унылой старательности. «Роет землю», — нередко с насмешкой и презрением говорят о полицейских. На жаргоне их иногда зовут «кротами». Именно эти слова сразу приходили на ум, когда речь заходила о Мартине.
Но теперь все это было забыто — Мартин погиб.
— Я вот все думаю, — сказал Вексфорд Бердену, — каким неважным психологом показывает себя Шекспир, когда говорит, что злые дела остаются, а добрые часто сходят в могилу вместе с телом [1]. Я это не к тому, что Мартин был злой, ты понимаешь… Мы помним о людях хорошее, а не плохое. Я вспоминаю, каким он был усердным и педантичным, пусть и упрямым. По-доброму вспоминаю, но я зол как черт. Господи, как подумаю, что тот прыщавый сопляк хладнокровно пристрелил его, мне ярость застилает глаза.
Они начали с самого тщательного и обстоятельного допроса Шэрон Фрэзер, Рама Гопала и менеджера Брайана Принса. Потом перешли к посетителям, присутствовавшим при ограблении — вернее, к тем из них, кто остался и предложил помощь. Сколько же всего людей было в банке в момент убийства, не знал никто.