В «скорой» — два медика, мужчина и женщина. Сирену и маячки решили до поры не включать. Двигались без звука, если не считать шума трех моторов. Петляли среди деревьев то под косогорами, то по ровным песчаным участкам… Зачем дорога так вьется, оставалось загадкой — подъем был некрутой, склон невысокий, никаких заметных препятствий — кроме, разве, одиноких гигантских деревьев, неразличимых в темноте.
Прихоть планировщика, подумал Берден. Он попробовал припомнить, видел ли эти леса в пору их молодости, но он не вполне хорошо знал места. Хотя, конечно, он знал, кому принадлежит эта земля, — это знали в Кингсмаркэме все. Он гадал, дошло ли сообщение до Вексфорда и не едет ли уже старший инспектор вслед за ними, в миле-другой позади их колонны.
Вайн приник к окну, прижавшись носом, будто там можно было разглядеть что-нибудь кроме черноты и тумана да дороги впереди, желтовато блестевшей и будто мокрой в свете фар.
Ни разу в чаще не зажглись парой зеленых или золотых огоньков глаза, ни птицы, ни звери не подавали признаков жизни. И даже неба не различить — стволы деревьев отстояли друг от друга как колонны, но вверху ветви, казалось, сплелись, образовав сплошной потолок. Берден слышал, что в поместье должны быть коттеджи для служащих, которых нанимала Давина Флори. Должны стоять где-то недалеко от Танкред-Хауса, минут пять ходьбы, не больше, но им до сих пор не встретилось ни калитки, ни тропы, уводящей в лес, ни с какой стороны не блеснул им яркий или тусклый отдаленный огонь. Словно они были не в пятидесяти милях от Лондона, а на севере Канады или в Сибири. Лес тянулся без конца, деревья вставали ряд за рядом, иные до сорока футов высотой, другие не достигли еще половины своего роста, но уже довольно высокие. За каждым поворотом они ждали просвета, разрыва, в котором, наконец, покажется дом, но всякий раз их встречали только деревья, новые и новые отряды армии деревьев — безмолвных, застывших, ждущих…
Подавшись вперед, Берден спросил Пембертона:
— Сколько мы проехали от ворот?
Голос его раздался неожиданно громко. Пембертон проверил.
— Три мили и три десятых, сэр.
— Чертова даль, однако.
— По карте здесь три мили — сказал Вайн. На кончике носа у него остался белый след.
Берден вглядывался в стену леса за окном, в строй уходящих во тьму храмовых колонн.
— Так часами можно ехать, — проворчал он, и в тот же миг дом внезапно возник впереди, будто черт из табакерки.
Лес раздался, будто отдернули занавес, и дом стоял, как декорация, — ярко освещенный, залитый зеленоватым и холодным искусственным лунным светом. Он выглядел до странности театрально. Неярко светился и мерцал в озере света, разлившегося среди тумана и тьмы. Фасад был разбит другими огнями — оранжевыми квадратами и прямоугольниками освещенных окон.
Берден не ожидал увидеть свет — скорее, потемки и уныние. Вся сцена походила на первые кадры фильма-сказки с волшебными персонажами, обитающими в уединенном замке, фильма о Спящей Красавице. Не хватало лишь музыки — тихой, но зловещей мелодии с рожками и барабанами. Но стояла тишина, и сразу ощущалось отсутствие чего-то важного. Было ясно: что-то сломалось, и дело плохо. Отключился звук, но не погасло электричество.
Новый крутой поворот — и опять кругом лес. Вердена охватило нетерпение. Ему хотелось выскочить и бежать к дому напрямик, влететь туда и увидеть, пусть самое худшее. Он едва не подпрыгивал на сиденье.
Перед ними мелькнула лишь картинка, обещание; но вот лес, наконец, расступился, и в свете фар раскинулась широкая лужайка с редкими крупными деревьями. На открытом пространстве всем стало неуютно, будто они — разведчики наступающей армии и почувствовали впереди вражескую засаду.
Дом по ту сторону лужайки был теперь весь хорошо освещен. Капитальный загородный особняк Если бы не острые крыши и трубы подсвечниками, это был бы традиционный георгианский замок. Огромный и величественный дом смотрел на них зловеще. Невысокая стена окружала его, разрезая лужайку посередине и под прямым углом пересекая дорогу. Перед воротами влево отходила дорожка, которая тянулась вдоль стены и, по-видимому, вела в обход, к задним дверям. Со стороны дома под стеной прятались прожекторы.
— Давай прямо, — скомандовал Берден.
Миновали воротца — два каменных столбика с навершиями. За воротами начался широкий двор, мощеный камнем: золотисто-серые булыжники были пригнаны друг к другу так плотно, что даже мох не пробивался между. Точно посередине двора располагался большой круглый бассейн с каменным бордюром, а посреди бассейна — островок, покрытый цветами и листьями из зеленоватого, розового и бронзово-серого мрамора, среди которых возвышалась темно-мраморная скульптурная группа: мужчина, девушка, дерево. Может, фонтан, может, просто статуи. Во всяком случае, струи не били, и вода в бассейне застыла неподвижно.
Дом — подковой, в плане — прямоугольник без одной длинной стороны, с простым и ровным фасадом возвышался над широким двором. Ни плети плюща — оживить гладкую штукатуреную стену, ни кустика — оттенить грубую кладку цоколя. Сильные прожекторы из-под ограды высвечивали каждую трещинку и каждое крохотное пятнышко на фасаде. Окна горели везде: в обоих крыльях, в центральной части, на галерее. Свет сочился через занавески — розовый, зеленый, оранжевый, в зависимости от цвета ткани — и лился из незанавешенных окон. Лучи прожекторов забивали мягкое разноцветное сияние, но не могли полностью растворить его. Ни движения, ни дуновенья — казалось, и воздух, и само время застыли.
Впрочем, что бы там могло шевельнуться, подумал потом Берден. Дуй хоть штормовой ветер, ему нечего было бы сотрясти. Даже деревья все остались позади — а тысячи других там, за домом, скрылись под пологом ночи.
Подъехали к парадному крыльцу, миновав справа бассейн со статуями, выскочили из машины. Первым у дверей оказался Вайн. Крыльцо в две широких низеньких ступени. Портик если когда-то и был, то теперь от него осталось лишь по паре гладких полуколонн с каждой стороны дверей. Ослепительно-белая дверь поблескивала в свете прожекторов, будто на ней еще не высохла краска. Вайн потянул кованую косицу звонка. Звон прокатился, должно быть, по всему дому — во всяком случае, его хорошо слышали медики, выходившие из машины в двадцати ярдах от крыльца. Вайн дернул еще и еще, потом застучал медным молотком. В ярком свете металлическая отделка двери сияла золотом. Они прислушались, думая о той, что звонила и звала на помощь из этого дома. Ни звука: ни стона, ни шепота. Берден постучал, похлопал крышкой почтового ящика. Никто не подумал ни о задней двери, ни о том, сколько здесь вообще может быть дверей. Никто не предполагал, что там может быть не заперто.
— Надо ломать, — сказал Берден.
Но где? Слева и справа от двери — по два широких окна. За ними виднелся как будто бы вестибюль — оранжерея с лаврами и лилиями в кадках, расставленных на крапчатом мраморном полу. Листья лилий лоснились в свете двух люстр. Из оранжереи вела арка, но что за нею, было не разглядеть.
Место, где покойно и тепло. Хорошо устроенный культурный дом, жилище богатых людей, ценителей роскоши. У стены — столик из красного дерева с позолотой. Рядом — небрежно отодвинутый высокий стул с красным бархатным сиденьем. На столике — фарфоровый кувшин, из него свисают длинные усики какого-то стелющегося растения. Берден спустился с крыльца и зашагал по булыжнику широкого двора, залитого будто лунным, но заметно усиленным светом — словно луна удвоилась в размерах или отразилась в каком-то огромном небесном зеркале. Позже Берден сказал Вексфорду, что от этого света было только хуже. Темнота была бы уместнее, он умел действовать в темноте. Берден направился к западному крылу — там на торцевой стене было широкое арочное окно всего лишь в футе от земли.
Из-за штор просачивалось мягкое зеленоватое свечение. Там горели лампы. Наружу шторы смотрели бледной изнанкой, но Берден догадывался, что с той стороны они зеленые, бархатные. Позже он не раз задумывался о том, какое чутье привело его к тому окну, заставило миновать ближние и выбрать именно это. Он интуитивно знал, что идти нужно сюда, что за этим окном — то, к чему они ехали, что должны были увидеть. Берден попытался заглянуть в узкую щель между шторами, откуда острием ножа выбивался яркий серебряный лучик, но не смог ничего разглядеть. Остальные молча стояли у него за спиной.