Алек перенёс свой вес на кулаки и задвигался сильнее, нанося мне быстрые, уверенные удары, которые ударяли по моему клитору снова и снова. Комната наполнилась звуком моей влажности и резким шлепком кожи по коже.
‒ Вот так, ‒ прорычал Лакхлан. ‒ Дай ей ещё, чувак.
Алек опустил голову и удвоил темп, толкаясь так сильно, что мне пришлось опереться рукой о спинку кровати, чтобы не врезаться в дерево. Моя грудь подпрыгнула, и моё дыхание стало резким, когда я рванулась к своему освобождению.
Мой пристальный взгляд встретился с взглядом Лакхлана, что усилило моё удовольствие. Он опустил глаза на мою грудь, и его рука задвигалась быстрее.
‒ Собираюсь кончить, ‒ проскрежетал он.
Мрачная мысль пронзила мой мозг, как стрела. Кончай на мои сиськи.
‒ Да! ‒ его крик разнёсся по комнате, а затем он кончил, его освобождение ударило меня в грудь обжигающей струёй, которая окрасила мои соски и груди горячими сливочными потоками. Я кончила в тот же миг, мой оргазм бросил меня в море чистых ощущений. Моя киска крепко сжалась вокруг члена Алека, и я откинула голову назад и закричала, когда волна за волной удовольствия захлестнула меня. Смутно я осознавала, что Алек схватил меня за бёдра и прижал к кровати, когда он сделал последний толчок и разрядился глубоко внутри меня, его освобождение было таким горячим, что я почувствовала это через презерватив. Ещё больше удовольствия нахлынуло на меня, волна была такой высокой и огромной, что затянула меня под себя. Моё тело разлетелось на части, а в голове стало пусто.
Когда я снова пришла в сознание, тёплые руки ухаживали за мной, а низкий, нежный шёпот наполнял мои уши.
‒ Я могу это сделать, ‒ пробормотала я, пытаясь сесть.
Кто-то прижал меня к твёрдой груди, и мужской смешок пробежал по моей спине.
‒ Тише, девочка, ты вялая, как лапша. Мы справимся.
Я расслабилась, позволяя своим глазам закрыться. Снова бормотание, а затем тёплая ткань вытерла мою грудь и провела между ног. Через минуту кровать опустилась, и ещё одна твёрдая грудь коснулась моей груди спереди. Я лежала, зажатая между двумя мужчинами, от их больших тел исходило тепло.
Это похоже на сон.
Губы коснулись моей шеи, и акцент Алека окружил меня. Его голос, казалось, отдавался эхом, слова накладывались друг на друга.
‒ Правильно, Хлоя. Это сон. Это всего лишь сон.
Глава 3
Алек
Лакхлан взял бокал скотча в ванную, а это означало, что он был зол. Он всегда пил, когда был расстроен, и, учитывая, что он выпил две бутылки с тех пор, как мы приземлились в Инвернессе, он был в ярости.
Он также не разговаривал со мной уже несколько часов. Я не был детективом, но счёл это довольно веским доказательством того, что я был источником его гнева. Женщина, спавшая несколькими комнатами ниже, тоже имела к этому какое-то отношение. К счастью, она проспала остаток полёта, пересадку с самолёта на машину и всю дорогу до замка. Ситуация с ней была достаточно деликатной, чтобы не вмешивать в неё опасения Лакхлана.
Я развалился в огромном кресле в его спальне, вздох нарастал в моей груди, когда я взглянул на дверь ванной. Как долго он ещё собирался там пробыть? Я перевёл взгляд на комод, где он оставил третью бутылку скотча. Я был не прочь взять его в заложники алкоголем, если это означало, что он был вынужден перестать относиться ко мне холодно.
Как будто я позвал его, дверь открылась, и Лакхлан вышел, со скотчем в руке и белым полотенцем вокруг бёдер.
Он остановился, когда увидел меня.
‒ Ты всё ещё не спишь.
‒ Да. По мнению экспертов по отношениям, ты никогда не должен ложиться спать сердитым. И я знаю, что ты злишься на меня.
Он поморщился.
‒ Ты говоришь, как американец.
‒ Очень хорошо. Тогда переключайся. Ты злишься на меня, и я думаю, что знаю почему. Кроме того, наша пара американка, так что тебе, наверное, стоит привыкнуть к сленгу.
‒ Ты не знаешь наша ли она пара.
Я сел.
‒ Я чертовски хорошо это знаю, Лакх, и ты тоже. Притворяйся сколько хочешь, но Хлоя Дрексел ‒ наша.
‒ Она человек.
‒ И что?
‒ Поэтому я надеялся на что-то большее. Пару, достойную нашей расы.
‒ Я не могу понять, шутишь ты или нет. У тебя это так плохо получается.
Мгновение он пристально смотрел на меня, затем опрокинул свой бокал и направился к комоду.
Наконец я позволил своему вздоху вырваться наружу.
‒ Это не сработает, ты же знаешь. Тебе понадобится половина подвала, чтобы напиться, и ты сожжёшь его при первом же обращении, ‒ я выглянул в зарешеченные окна. ‒ Что должно быть завтра, так как сейчас почти полнолуние.
Он встретился со мной взглядом в зеркале туалетного столика, наливая скотча в бокал ещё на палец.
‒ Что ты знаешь о зове луны?
‒ Я знаю, что ты можешь быть образцовым мерзавцем, когда находишься на пороге вынужденного обращения. В данном случае ты продолжаешь настаивать на том, что человек недостаточно хорош для тебя, а это полный отстой.
‒ Отвали, Алек.
‒ Теперь, кто звучит по-американски? ‒ я встал и пересёк комнату, позволяя своему взгляду блуждать по его голой спине и упругой заднице, когда я приблизился к нему. Его тёмные волосы были влажными после душа, и капли влаги всё ещё усеивали его золотистую кожу. Даже после того, как я был удовлетворён ‒ поцарапайте это, очень удовлетворён ‒ сеансом с Хлоей, я мгновенно возбудился при одном виде Лакхлана. Реакция моего тела на него давно перестала меня удивлять. Теперь это было для меня так же обыденно, как дыхание или моргание ‒ непроизвольная реакция, которая происходила просто оттого, что я находился с ним в одной комнате.
Иногда чертовски неудобно, но, тем не менее, это факт.
Я обуздал свою похоть, остановившись позади него. Потому что, как бы ни старались эти эксперты по отношениям давать шаблонные советы, в их словах был смысл. Если я позволю разногласиям между мной и Лакхланом затянуться, это может в конечном итоге всё испортить. Нам нужно было поговорить.
Сделав глубокий вдох, я констатировал очевидное.
‒ Ты злишься, что я претендовал на Хлою.
Его взгляд в зеркале был жёстким.
‒ Да.
‒ Не все люди одинаковы. Это твоё предубеждение…
‒ Не относится к делу. Если она наша, я приму это. Но мы согласились подождать, чтобы заявить на неё права. Важно быть уверенным.
Его резкий тон был знакомым. Это был тот же самый, который он использовал всякий раз, когда я пытался докопаться до сути его неприязни к людям. Лакхлан был рассудителен почти во всём в жизни, но люди были его больным местом. Хуже того, он отказывался обсуждать свою враждебность, не говоря уже о том, чтобы пытаться преодолеть её. За эти годы я научилась не давить на него.
Только теперь у меня не было выбора.
‒ Не обязательно заявлять права, Лакх. Ты знаешь, что нам обоим нужно сделать её нашей навсегда. И ей было так грустно после того, как её жених-хуесос бросил её на глазах у всей толпы.
Подозрение затуманило его глаза в зеркале.