- Бабушка, можно мне у вас вашу козочку одолжить ненадолго? - попросила Лала.
- Нашу козу? - удивилась старушка. - Зачем?
- Я её немножко заколдую. Чтоб стала на сегодня моим глашатаем. Она будет ходить и всем рассказывать обо мне. То, что мне надо. Заодно и отвлечёт толпу от дома. И развлечёт. И даром станет. Моим волшебным тем, кто прибыл меня увидеть.
- По-человечьи будет говорить? - недоверчиво спросила бабуля.
- Будет. Только мне её надо видеть. Сюда её привести или мне к ней выйти.
- Нет, выходить не надо, - покачала головой бабуля. - А то народ уж не уймётся. Ещё ограду нам снесут. Сейчас приведу.
Она быстро вышла и вскоре воротилась с серой козочкой. Лала оторвалась от Руна, подлетела к козе, опустилась пред ней на корточки и погладила по голове.
- Как тебя зовут, милая, - ласково спросила она.
- Шаша, - отчётливо произнесла козочка тонким голоском.
Бабуля так и оторопела.
- Свят, свят, свят, - поражённо запричитала она, набожно сотворив в воздухе знак оберега.
Рун тоже был взволнован. Хоть и видел уже и медведя говорящего, и птичку, и русалку. Но разве к чудесам привыкнешь.
- Какое красивое имя, - похвалила Лала искренне. - Милая Шашенька, не могла бы ты сегодня побыть моим глашатаем? Будешь ходить по деревне и объявлять людям то, что я тебе скажу.
- Я глашатаем?! - ошалело переспросила козочка, словно не веря своим ушам.
- Да.
- Вот это Шаша. Ай да вознеслась, - задумчиво промолвила козочка в глубоком изумлении. - Я глашатай. Мама бы гордилась. Все будут слушать. И внимать.
- И знатный будет слушать, и простолюдин. Так ты согласна?
- Я собак боюсь, - грустно поведала Шаша. - Бывает, за ноги хватают. Больно.
- Когда мой вестник ты, тебя они не тронут. Я обещаю.
- Тогда согласна, - кротко ответствовала коза.
- Как славно! - обрадовалась Лала. - Спасибо, Шашенька. Раз так, то слушай. Ходи между дворов по всей деревне. И объявляй, уверенно и громко. Чтоб все услышали. Что ты мой глашатай. И что просила я тебя предавать всем-всем моё великое почтенье. Что выйду показать себя под вечер, как солнышко почти склонится к лесу. Пройдусь открыто, дабы все меня узрели. Но вот чудес творить наверно не смогу. Я попытаюсь, но скорей всего не выйдет. Им объясняй, что феи не умеют творить счастливой магии публично перед большими толпами народа. Что чудо феи надо заслужить каким-то добрым стоящим поступком, и с ним благоволением богов, что таковы законы волшебства, и от желанья фей то не зависит. Передавай, что я прошу прощения, за то что вероятно не смогу порадовать их взоры чудесами. Но в этом вовсе нет моей вины. Нисколечко. Запомнила, родная?
- Я всё запомнила и всё всем передам, - уверенно пообещала коза.
- Спасибо, Шашенька, - Лала приобняла козу, а потом снова погладила по голове. И отступила.
- Бабушка, - обратилась она к обомлевшей шокированной женщине. - Не хотите ли поговорить со своей козочкой? О чём-нибудь. Сейчас, пока есть шанс. Потом возможно и не будет. Мне Рун немножко запрещает колдовать без значимого повода.
Бабушка нетвёрдым шагом подошла к козе, опустилась пред ней на колени.
- Шаша, не обижаешься ли ты на меня? - сдавленным голосом произнесла она с трудом.
- Нет, совсем нет! - очень по-доброму ласково ответила коза. - Я тебя люблю.
- И я тебя, - из глаз старушки полились слёзы. - Кормилица ты моя! Подруженька верная! Не больно ли тебе, когда я дою тебя?
- Нет, вовсе нет, - опять очень тепло уверила коза. - Мне совсем не больно. Даже нравится.
- Хорошо ли я тебя кормлю?
- Хорошо. Только… Хлебца бы почаще, - мягко попросила коза. - Очень вкусный.
- Хлебушек любишь?
- Да.
- У нас, Шаша, не всегда бывает хлебушек. Но когда будет, я тебе теперь каждый-каждый раз буду давать кусочек! - пообещала плачущая старушка.
- Правда? - обрадовалась Шаша. - Спасибо.
Бабушка обняла её.
У Лалы на глазах тоже выступили слёзы. Она утёрла их кулачком.
- А ты что плачешь? - с доброй улыбкой спросил Рун у неё шёпотом.
- Трогательно очень, - тихо ответила она.
Рун подошёл к ней и обнял. Так они обнимали. Рун фею, бабушка козу. Наконец старушка поднялась.
- Пойдём, Шаша. Я с тобой пройду. Присмотрю, чтоб не обижали. Закройся, Рун, за нами понадёжней, - она была в слезах, но уже не плакала.
Она вышла с Шашей в сени, Рун поспешил за ними. Вскоре раздался скрип засова. Рун вернулся к Лале.
- А ты всё слёзки льёшь, - улыбнулся он ласково, и снова обнял её. - Ну что ты, милая.
- Рун, - сказала она растрогано. - Знаешь, феи вот ради этого живут. Ради такого. Вроде и чудо небольшое. А столько чувств хороших пробуждает. В сердцах. Поэтому феи любят ваш мир. За это. У нас, Рун, все привычны к чудесам. Фее трудно такое хорошее пробудить в ком-то столь запросто. Порадуются, да, но не расчувствуются и не удивятся. Совсем другое. Правда, ваш мир жесток. Иные феи, кто тут побывал, потом порою плачут. От воспоминаний. И не рассказывают никому, что видели. И даже надломленными иногда становятся, словно пережили то, чего не вынести. Надолго здесь фее лучше не оставаться. Но всё же у вас много есть такого, чего у нас… при фее не случится. Что в душах ей не вызвать столь легко. Простою магией.
Она тяжело вздохнула от переполняющего её светлого умиления.
- Да, бабушку мою ты сразила, - покачал головой Рун. - Прямо наповал. Да и меня всё удивляешь. А что сейчас будет в деревне. Я даже и представить не могу. Хотел бы я на это посмотреть. Жаль, не увижу.
- Рун, ты сходи, коли сильно хочешь, - предложила Лала добродушно. - Ты с феей, а чудес так мало видишь. Только недолго, а то боюсь одна.
- Нет, - возразил он с мягкой улыбкой. - Моё чудо здесь со мной. Других мне не надо.
*****
День стал клониться к вечеру. И Рун понял, что пора. В каком-то смысле это было даже облегченье. Ждать и страшиться грядущего тяжело. Но всё равно ему было не по себе. Лала тоже заметно волновалась.
- Рун, я хорошо выгляжу? - обеспокоенно спросила она.
- Да.
- А волосы как? Причесать бы. Ещё раз.
- Лала, это очень долго, не успеем. Да и зачем, они и так чудесны. Расчёсаны идеально, не сомневайся даже.
- А платьице как? Сзади ровно сидит?
- Сидит отлично. Лала, поверь мне, ты великолепна. Очаровательна, аж сердцу больно, как смотришь на тебя. Не наглядишься, сколько не смотри, я вот любуюсь, и не налюбуюсь. Никак. Наверно нету в нашем мире ничего, что бы могло по красоте с тобой сравниться. Хоть сколько-то. Хоть на мизинчик. Правда.
- Ого, как много пыла, - разулыбалась Лала. - Ты прям меня пугаешь, Рун.
- Пугаю пылом?
- Да.
- А это плохо? Когда он есть.
- Не знаю. Нет. Но просто непонятно, откуда он, ведь ты меня не любишь.
- Уж прям и не люблю?
- Ну, не влюблён.
- По мне, так очень даже я влюблён.
- А где моё могущество тогда?
- Похоже, где-то обронилось просто. Может проклятье не даёт могуществу родиться от любви, но она есть.
- Поверь мне, Рун, ты не влюблён, - уверенно заявила Лала. - Это не скрыть никак. Я бы увидела. Тогда б и пыл был постоянно. И ты бы был… как будто окрылён, всё время воодушевлён, и счастлив и страдал одновременно. Вот так примерно. Всё было бы.
- А ты откуда знаешь? Как быть должно, - поинтересовался он.
- Догадливая.
Рун усмехнулся.
- Тебя, моя голубка, не поймёшь. То жалуешься, мало комплиментов, то их пугаешься.
- Загадочные девы существа. Непостижимые для вас, мужчин. Смирись с этим. Мой зайка, - с юмором посоветовала Лала.
- Да я смирился уж давно.
- Мне было приятно, Рун. Очень - уже без шуток сказала Лала тепло. - Почаще мне такое говори. Но это глубже проникает в сердце, когда не в суете при сборах говорят, а при объятьях нежных.
- Ну то есть надо было приобнять сперва.
- Ну, может быть, - улыбнулась Лала.
Рун взволнованно вздохнул.