– А ты всё слёзки льёшь, – улыбнулся он ласково, и снова обнял её. – Ну что ты, милая.
– Рун, – сказала она растрогано. – Знаешь, феи вот ради этого живут. Ради такого. Вроде и чудо небольшое. А столько чувств хороших пробуждает. В сердцах. Поэтому феи любят ваш мир. За это. У нас, Рун, все привычны к чудесам. Фее трудно такое хорошее пробудить в ком-то столь запросто. Порадуются, да, но не расчувствуются и не удивятся. Совсем другое. Правда, ваш мир жесток. Иные феи, кто тут побывал, потом порою плачут. От воспоминаний. И не рассказывают никому, что видели. И даже надломленными иногда становятся, словно пережили то, чего не вынести. Надолго здесь фее лучше не оставаться. Но всё же у вас много есть такого, чего у нас… при фее не случится. Что в душах ей не вызвать столь легко. Простою магией.
Она тяжело вздохнула от переполняющего её светлого умиления.
– Да, бабушку мою ты сразила, – покачал головой Рун. – Прямо наповал. Да и меня всё удивляешь. А что сейчас будет в деревне. Я даже и представить не могу. Хотел бы я на это посмотреть. Жаль, не увижу.
– Рун, ты сходи, коли сильно хочешь, – предложила Лала добродушно. – Ты с феей, а чудес так мало видишь. Только недолго, а то боюсь одна.
– Нет, – возразил он с мягкой улыбкой. – Моё чудо здесь со мной. Других мне не надо.
***
День стал клониться к вечеру. И Рун понял, что пора. В каком-то смысле это было даже облегченье. Ждать и страшиться грядущего тяжело. Но всё равно ему было не по себе. Лала тоже заметно волновалась.
– Рун, я хорошо выгляжу? – обеспокоенно спросила она.
– Да.
– А волосы как? Причесать бы. Ещё раз.
– Лала, это очень долго, не успеем. Да и зачем, они и так чудесны. Расчёсаны идеально, не сомневайся даже.
– А платьице как? Сзади ровно сидит?
– Сидит отлично. Лала, поверь мне, ты великолепна. Очаровательна, аж сердцу больно, как смотришь на тебя. Не наглядишься, сколько не смотри, я вот любуюсь, и не налюбуюсь. Никак. Наверно нету в нашем мире ничего, что бы могло по красоте с тобой сравниться. Хоть сколько-то. Хоть на мизинчик. Правда.
– Ого, как много пыла, – разулыбалась Лала. – Ты прям меня пугаешь, Рун.
– Пугаю пылом?
– Да.
– А это плохо? Когда он есть.
– Не знаю. Нет. Но просто непонятно, откуда он, ведь ты меня не любишь.
– Уж прям и не люблю?
– Ну, не влюблён.
– По мне, так очень даже я влюблён.
– А где моё могущество тогда?
– Похоже, где-то обронилось просто. Может проклятье не даёт могуществу родиться от любви, но она есть.
– Поверь мне, Рун, ты не влюблён, – уверенно заявила Лала. – Это не скрыть никак. Я бы увидела. Тогда б и пыл был постоянно. И ты бы был… как будто окрылён, всё время воодушевлён, и счастлив и страдал одновременно. Вот так примерно. Всё было бы.
– А ты откуда знаешь? Как быть должно, – поинтересовался он.
– Догадливая.
Рун усмехнулся.
– Тебя, моя голубка, не поймёшь. То жалуешься, мало комплиментов, то их пугаешься.
– Загадочные девы существа. Непостижимые для вас, мужчин. Смирись с этим. Мой зайка, – с юмором посоветовала Лала.
– Да я смирился уж давно.
– Мне было приятно, Рун. Очень – уже без шуток сказала Лала тепло. – Почаще мне такое говори. Но это глубже проникает в сердце, когда не в суете при сборах говорят, а при объятьях нежных.
– Ну то есть надо было приобнять сперва.
– Ну, может быть, – улыбнулась Лала.
Рун взволнованно вздохнул.
– Эх, бабули так и нет. Всё, Лала. Надо выходить. Готова?
Она тоже вздохнула.
– Да. Только страшно. Знаешь, Рун, если среди народа будут малыши, и я увижу их с собою рядом, я растрогаюсь, и волшебство мне станет проще для толпы свершить. Но может всё равно не выйти. Терзает меня это.
– Лала, – сказал вдруг Рун с задумчивым видом.
– Что, милый?
– А ты можешь при толпе колдовать для меня?
– Для тебя? Могу, пусть хоть весь мир вокруг сберётся. Мне для тебя легко творить.
– Так ты твори при них для меня. А они будут думать, что это для них. Вот и всё. Так выйдет?
– Ох, правда! – обрадовалась Лала. – Ты очень умный, Рун! Только…
– Что?
– Наверное нельзя так поступать, – опечалившись, промолвила она. – Я словно всех их обману тогда. Они будут считать, творю я от души для них. А это для тебя. Нечестно и немножко грубо.
– Лала, мы не их обманываем, а твою природу. Раз она препятствует тебе следовать веленью сердца, мы это обойдём вот так. Ведь для меня ты можешь творить и когда никого рядом нет. Так что это будет для всех.
– Я не могу творить для тебя, когда мы одни, ты мне не разрешаешь, – возразила Лала с деланной грустью, иронично глядя на него.