— Ты тоже прости меня Рун, — отозвалась Лала тепло. — Я вредной бываю иногда. И упрямой. И не очень-то много знаю про вас, людей. И про тебя не очень-то много знаю. Мне тоже трудно бывает тебя понять. Но я не ведьма, я фея, я добрая, я никогда никому не хочу зла. А тебе тем более не хочу. Помни об этом всегда-всегда, ладно? И не обижайся, что я не могу тебя полюбить. Это же не моя вина. Тут нет надменности или презрения. Так мир устроен. Ведь это не значит, что я не могу любить тебя как друга.
— Быть может… немножечко жестоко, что я жду от тебя романтики, тогда как сама питать её к тебе не могу, — добавила она после некоторой паузы. — Быть может я так увлечена могуществом… которое вот оно, совсем рядом, такое красивое, сияющее, замечательное. Только протяни руку, и оно твоё. Что не вижу за ним тебя и твою душу. И всё же… мне кажется, нет тут ничего жестокого. Ты же не влюблён. Ещё. А влюбишься, и сам возжаждешь романтичного.
— Я просто думаю, романтика это не моё, — заметил Рун. — Не в моей природе.
Лала посмотрела на него с удивлением.
— Романтика в природе всех. Кто юн. Ты юноша, Рун, и этим всё сказано. Иного не бывает.
— Всегда есть исключение из правил.
— Ты ещё такой наивный, Рун, — поведала Лала счастливо приветливым голоском. — Стоит, прижал к себе девушку, и говорит ей сказки про природу. И сам в них верит.
— Это другое. Это ж не романтика.
— А что?
— Просто… Хочется тебе помочь. И чтоб ты не расстраивалась больше.
— А почему тебе этого хочется, Рун?
— Вот уж не знаю. Хочется и всё. Видимо… такова моя природа.
— Скоро-скоро я обрету своё могущество, — пропела Лала, с лукавой улыбкой глядя на него. — Ты хоть понимаешь, сколько мне сейчас даёшь магии, Рун? Голова так и кружится, так и кружится, до сих пор не проходит. Не отпусти меня только. А то крылышки не удержат. Мы прям в шаге уже. В шаге! Ах, какая я счастливая! Что же будет, когда ты влюбишься? Даже не представляю.
Она ещё сильнее прижалась к нему.
— Некоторым так мало надо для счастья, — вздохнул Рун.
— А ты разве не счастлив, когда обнимаешь меня, Рун? — сияя, спросила Лала.
— Да счастлив, счастлив, — снова вздохнул Рун.
— Так и должно быть, — улыбаясь, молвила Лала. — Потому что я фея объятий. В моих объятьях счастье для любого. Но быть со мной любому не дано. Лишь избранный. Судьбой. Такой как ты. Заслуживает быть в моих объятьях. Цени же это, глупый.
Она с нежностью посмотрела на него.
— Да ценю я, ценю. Понял я уже, — тихо произнёс Рун.
— Хорошо, — умиротворённо прошептала Лала.
Договор со зверями всё же был немалым чудом. Рун вскоре до конца ощутил, что он такое и что даёт. Он привнёс в путешествие по лесу беспечность и простоту. Уже не надо было оглядываться на каждом шагу, следить за хрустом всякой ветки, избегать звериных троп, стараться не оставлять следов, обращать внимание, в какую сторону дует ветер, распространяя запах хищникам. Не надо было слишком соблюдать тишину, сторониться открытых пространств. Они с Лалой говорили в пути, он показывал ей, какие ягоды и грибы ядовитые, а какие нет, как находить съедобные корни и клубни, какие приметы указывают, что где-то поблизости есть ручей или небольшая речка. В местах, где лес становился редким, Лала неизменно брала его за руку и они шли так. Он шёл, она летела рядом. И он всегда удивлялся, насколько это приятно и волнительно. Держать её изящную ручку в своей руке. И он знал — она знает, что ему это нравится. Фея всё же удивительное существо. Полное жизни и жизнерадостности. К ней так и липли разнообразные лесные обитатели. То ёжик подбежит, то белочка спустится с ветки, то лань подойдёт и преклонит голову. То бабочка сядет на ладонь, вызывая у неё очередную порцию восторга красотой крыльев. Лала не могла слишком долго непрерывно лететь, два-три часа, и выбивалась из сил, хочешь не хочешь, надо было делать привал. Но с ней время не имело значения, что идти, что привал, всё было по сердцу. Иногда она подходила к нему и просилась в объятья, иногда он видел, что она хочет, и сам обнимал её. И она всякий раз расцветала безмерным счастьем. И от этого и ему становилось светлее на душе. Рун даже стал расстраиваться от мысли, что скоро всё это так или иначе закончится. Вот придут они в город, маг поможет ей найти путь домой, и всё. А не маг, так кто-то ещё. Ведь она не его, он никто, просто деревенский парень, найдутся иные, кто сочтёт за честь помогать ей — бароны, рыцари, короли. А он лишь мешался бы у них под ногами. К чуду все хотят прикоснуться. К такому точно все захотят. Но он не жалел, что отпустил её, когда поймал. Быть рядом с чудом и владеть им — совсем разное. Владеть ей… было бы неправильно. Не для него это. Хорошо, что она свободна. Но неизбежность расставания с чудом… такая безрадостная.