— Ох, — выдохнул Рун. — Как странно. Прямо словно волной окатило. Ой, какой у меня голос. Я уже старый? И надето другое. Надо же.
Он захихикал весело, затрясшись от смеха. И слыша свой стариковский смех, захихикал ещё веселее, уставившись на Лалу смеющимися глазами. Она тоже разулыбалась:
— Даже старенького приятно тебя обнимать, Рун.
Он захихикал совсем уж безудержно:
— Во, жизнь пошла! Девушки бросаются на дедушек.
Лала рассмеялась, глядя на него. Отстранилась мягко.
— Ты очень симпатичный старичок, — сказала она, сияя.
— Спасибо, доченька, — перешёл на шамкающий скрипучий нарочито стариковский голос Рун. — Ой, спина моя, спина. Болит. Страх как.
Лала снова рассмеялась, захлопав в ладошки:
— Браво! Актёр великолепный.
— Вообще-то она и правда болит. Потому что девицы слишком на шею вешаются, — продолжил хохмить Рун.
— Рун, ну не смеши меня, а то животик надорву, — попросила Лала сквозь смех. — Какой ты весёлый будешь старенький. И добрый. Доброта прямо лучится из тебя, львёнок. Тебя очень будут внуки любить.
— Наши? — с юмором проронил Рун.
— Всё может быть, — загадочно улыбнулась Лала.
Рун посмотрел на свои руки с любопытством:
— Ох, какие сморщенные, да натруженные, да тоненькие. Надо же. Жаль, не увидеть себя. Хотя может это и к лучшему.
— Ты приятно выглядишь, мой хороший, — искренне заверила его Лала.
— Ой, у меня даже бородёнка, — удивился Рун, и снова захихикал. — Не хочешь меня за бороду оттаскать?
— Нет, что-то не хочу, — смеясь, отказалась Лала, а потом вдруг стала серьёзной, добавив с теплотой. — Хочу обнять ещё раз. Чтобы запомнить тебя таким.
— Ну, это я завсегда, — с готовностью отозвался Рун. Шагнул к ней и прижал к себе.
Они стояли, глядя друг на друга. Старенький Рун на неё весело и добродушно, юная Лала на него с ласковым интересом, словно изучая.
— Ну такой ты милый дедушка, — произнесла она наконец, разулыбавшись. — Так бы и расцеловала тебя, Рун.
— Дак я согласен, — сразу оживился он.
— Я знаю, — лукаво усмехнулась Лала.
— Знает она! Ты не смотри что я старенький. Я ещё о-го-го! — комично стал хвастать Рун, снова перейдя на нарочито скрипучий стариковский голос. — И мастак по части целований. Да. Как сейчас помню, лет эдак… девяносто тому назад был я с одной феей. А она как схватит меня, как прижмёт, как поцалует! Ох! А я её в ответ. Тут в обморок и упала, бедная, так горячо её поцаловал.
— Мечтай, мечтай, — засмеялась Лала. — У вас, дедушка, память уже не та, подводит. Не было такого.
— А вот и было, доченька, — возразил он, еле сдерживаясь, чтобы не захихикать.
— А вот и нет, дедушка.
— А вот и да.
— А вот и нет.
— Не спорь со старшими.
— А ну уйди, дед, чего встал на дороге! — раздался сердитый окрик.
Прямо на них надвигалась лошадь, везущая телегу. Рун поспешно отпустил Лалу и оттащил вязанку в сторону.
— Пойдём, родная, делом займёмся, — мягко сказал он. — Закончим, и тогда уж пообнимаемся. Где-нибудь в сторонке.
Час шёл за часом, а Рун всё бродил по городу, таская вязанку на плечах. Желающих помочь ему не находилось. Никто не обращал на него никакого внимания.
— Ох, спина моя, спина, — пожаловался он, остановившись. Сбросил хворост наземь. — Притомился я что-то, солнышко, сил нет уже. Старость не радость.
— Как странно, — растерянно и чуточку расстроено молвила Лала. — Я думала, быстро отыщется кто-то добрый. Что же, здесь вообще нет добрых людей? В сказках первый встречный в лесу помогал. А тут встречных… не сосчитаешь сколько. И ни один.
— Возможно дело как раз в лесе, — предположил Рун, утерев пот со лба. — Там понятно, что далёко идти старому человеку. А тут, вдруг у меня дом прямо за углом? Раз уже в городе, почитай и дошёл, всякий подумает. Да и у всех дела свои. В лес и из леса всё равно одной дорогой идут — коли по пути, отчего бы и не помочь. А может я недостаточно старо выгляжу?
— Да нет, вполне старенький. Надо тебе сгорбиться посильнее, любимый. И ходить ещё медленнее, еле ноги передвигать.
— Ладно. Так или иначе, удачно я отговорил тебя стать старушкой, — порадовался Рун. — Таскать вязанку столь долго тяжко. Даже мужчине.