— Ну, Рун, ты и скажешь, — подивилась Лала. — Как ты себе это представляешь?
— Запросто, — признался он. — Ты меня одариваешь слишком. Дары портят людей. Я в этом ничем не отличаюсь от других. Тут нет сомнений. Знала бы ты, как у меня внутри бушевало всё, когда я кинжал золотой держал в руках. А ещё ты можешь встретить кого-то, кто тебе более придётся по душе. Поэтому через три года я возьму тебя в жёны только при условии, что ты сама будешь этого хотеть. Я уважаю твоё слово чести, но принять его без этой поправки не могу. Давай считать, что оно останется в силе лишь если по прошествии трёх лет ты всё ещё не передумаешь выбрать именно меня себе в мужья. И выбор этот должен основываться на повелении твоего сердца, и никак иначе.
— Чтож, так тому и быть, Рун, — глядя на него чувствами тёплыми исполнено, произнесла Лала.
— А вообще, как-то хитро, — с юмором проронил он. — Вроде бы и согласилась выйти, а не выйдешь никогда. Вот засада.
— То «не хочу», то «засада». Тебя прямо не поймёшь, суженый мой, — весело посетовала Лала.
— Получается, мне более не надо просить твоей руки? Ты как бы и согласилась? — озадачился Рун.
— Ну почему же, — разулыбалась она. — Вдруг уговоришь меня и раньше. А то уже привыкла. Никому не откажешь, вроде бы и день зря прошёл.
Теперь уж первым засмеялся Рун, Лала следом. Они замолчали, наслаждаясь своим счастьем, утренней негой, друг другом. Смотрели глаза в глаза.
— Рун, а ведь мы теперь жених и невеста по-настоящему. Не понарошку, — тихо заметила Лала, сияя.
— И правда, — молвил он. — Надо же.
— У меня бабочки в животике от этого.
— Поймай для меня одну.
Лала так и прыснула со смеху. И Рун снова не удержался.
— Эх, такой день сегодня, значимый для нас, а даже не отпраздновать чудесами, — выразил сожаление он. — Я бы разрешил.
— Да, это жаль. Можно в комнатке попробовать что-то вечерком, небольшое, — предложила Лала.
— Никак нельзя. Мы на первом этаже. Тут окна. Кто-нибудь любопытный сунет нос, растрезвонит. Быстро толпа сберётся, поверь. Или принесут нам еду, или опять господин Шэух в гости захочет.
— Чтож, значит будем без чудес. Просто обниматься.
— Мяу, — раздалось вдруг громко с достоинством поблизости за окном.
— Прям как вчера кот орёт, — Рун зевнул.
— Это тот же самый котик, мой львёнок, — сообщила Лала безмятежно.
— Мяу-мяу, — снова изрёк снаружи кот.
— Ой! — вырвалось с озабоченностью у Руна.
— Ой-ёй-ёй, — озорно рассмеялась Лала.
— Мяу-мяу-мяу, — трижды провозгласил кот своё приветствие.
И тут с улицы полилась музыка звериного хора. Не такая, как вчера, не симфония. Это был романтический вальс. И звуки существенно отличались от прошлого раза. Рун и Лала, не сговариваясь, вскочили с кровати, поспешили к окну, Рун быстро открыл его. Хор снова возглавлял тот же самый большой чёрный кот. За ним сидели ровными рядками коты и кошки всех мастей. А за ними с дюжину собак. Все животные с довольными радостными мордочками. Самозабвенно воспроизводили мелодию. Коты исполняли партии за звонкие инструменты, собаки выводили низкие тона, самый крупный пёс явно изображал трубу, покачивая головой, мерно отбивал такты: «вав, вав, вав».
— Да мои вы славные! — расцвела умилением Лала. — Спасибо!
А народ, словно ждал, стал выскакивать из окружающих домов, взрослые и дети. Выбежали и все, кто был в харчевне, включая семейство Уго, с ним во главе.
— Красиво, — произнёс Рун слегка ошалело. — Ты же вроде просила зверей ничего не делать?
— Я просила не выказывать почтение, — смеясь, напомнила Лала. — Не ожидала, что пение будет снова.
— Не хочешь их остановить? — аккуратно осведомился Рун.
— Зачем? Это ничего не изменит, любимый, — Лала указала ручкой на люд. — Всё равно уже все видели. Пусть поют. Так мило, и красиво очень. И романтично. Словно знали, что у нас день особенный сегодня.
— Ладно, — оставалось только смириться Руну.
Впрочем, в какой-то мере он был даже рад, что музыка на этот раз продлится дольше. Крестьянам музыкальные изыски явленье незнакомое. Не встретить нигде их, не услышать даже в праздник. Одноголосье — лютня, или гусли, или дуда, вот что-то в этом роде, притом народное, один сплошной фольклор. Вот это только слышат временами. Оно красиво тоже и родное, но всё-таки и близко не стоит с оркестром, с музыкой мастеровитой известных композиторов, что пишут для знати, для монархов и вельмож. В провинции вообще почти никто похвастать не способен тем, что слышал нечто подобное, столь дивное созвучье. А тут ещё и животные в роли музыкантов. Поэтому народ был растроган, очарован и изумлён, и Руна тоже проняло, слушал с упоением. Лала испытывала несколько иные чувства, но и она была восхищена, восторженно блестела глазками, личико довольное-довольное. Музыка длилась, и длилась, и длилась. А люди всё сбегались и сбегались. Когда хвостатый хор всё же смолк, минут эдак через пять, на улице их было уже где-то под шесть-семь дюжин. Может и поболе.