— Вот это да! — вырвалось у Руна. Он задумался ненадолго, пытаясь осмыслить услышанное. — А чего же ты тогда… плакала, когда я тебя поймал?
— Как чего? — изумилась Лала. — Я же тебе не волшебник. Не мужчина. Это вы… Я не хочу прожить две жизни, Рун. Я хочу прожить одну, но очень счастливую. Любить, быть любима, завести деток. Когда тебя ловят, тебя вырывают из семьи, вернёшься потом, никого уже нет, все умерли от старости. А вернёшься ты… Представь, допустим ты и я в договоре, и проживём очень долго. Ворочусь я к себе через лет семьдесят, юной снаружи, но древней многоопытной старицей внутри. Даже самые старенькие седовласые кавалеры станут восприниматься мной юнцами желторотыми. И за кого я выйду тогда, и кто захочет взять меня в жёны? И буду ли я счастлива? Да и это просто страшно, когда тебя ловят. Муж, заинька мой, должен казаться самым-самым опытным и знающим жене, на кого можно положиться во всём, за кем можно укрыться. С кем надёжно. А не мальчиком малолетним. Лишь тогда сердечко будет волноваться от него и восхищаться им. Кроме того, юность души тоже очень важна для счастья. Чтобы всё-всё было внове. Для обоих супругов. Того, кто прожил целую жизнь, уже ничто не удивит, не вдохновит новизной, свежестью чувств и ощущений. Не будет такого праздника сердца от супружества, тех упоительных радостей, той романтики. Я так не хочу.
— Как ты всё расписала красиво. «Упоительных радостей», — Рун вздохнул с улыбкой. — Сразу ещё сильней захотелось жениться. Скорей бы эти три года прошли. Я хочу с тобой упоительных радостей. А я тебе кажусь самым-самым опытным?
— Ну… вопрос с подвохом, — весело посмотрела на него Лала. — Ты, котик мой, такой же неопытный, как и я. Поэтому нам было бы интересно в супружестве. Совместно познавать и открывать для себя мир и таинства его, вместе копить жизненный опыт. Это тоже приятно. Мы бы с тобой были очень-очень счастливы, я это точно знаю.
— Ну так выходи.
— Может и выйду, — лукаво молвила она, сияя. — Через три годика. Ежели найдёшь способ не дать мне вернуться домой.
— Эх! Разнесчастный я человек, — посетовал Рун, изображая печаль.
Телега остановилась.
— Всё, вон твоя обитель, — сообщил возница.
Лала спорхнула с телеги, Рун слез вслед за ней, взял свою сумку, повесил на плечо.
— Спасибо вам, дяденька, за всё. За то, что подвезли, — он поклонился мужичку в пояс.
— Да не за что. Не на себе же вёз, на телеге, — улыбнулся тот. — Не жалко. Прощай, юноша.
— Счастливого пути.
Телега покатила дальше.
— Хороший дяденька, — произнесла Лала с теплотой.
— Ага, — Рун взял её за руку.
— Так уж у тебя всегда сердечко начинает стучать, когда берёшь меня за ручку, — порадовалась она.
— Почему-то нравится очень. Держать тебя. Всегда нравилось, с первого дня, — признался он добродушно. — Аж щемит в груди порой.
— Ну, это приятно.
— А у тебя не щемит, когда беру?
— Нет, у меня всё иначе. Сладенько сердечку, — поведала Лала довольно.