Когда утихли последние всхлипы, Поль достал из ящика прикроватной тумбочки носовой платок и нежно утер ей глаза.
— А теперь, моя сумасшедшая девочка, ты мне расскажешь, что все это значит?
Джин уже трудно было вспомнить причину своих слез. Запинаясь, она начала объяснять:
— Я… я не совсем понимаю себя. Знаю только, что меня очень тянет к тебе… Сегодня, когда ты уехал, я безумно скучала по тебе. А потом, когда после обеда ты исчез и скрылся от меня, я не смогла этого вынести.
— Скрылся от тебя?! — удивленно воскликнул он. — Ты что, не слышала наш разговор об урожае? Я же подробно обрисовал все наши трудности. Да я даже извинился перед тобой за то, что мне придется провести вечер с Ивом.
— Правда? — Удивляться теперь настал черед Джин. — Наверное, я настолько погрузилась в собственные размышления и чувства, что ничего не слышала.
Поль нежно рассмеялся.
— Бедная моя влюбленная глупышка! Если бы я только знал о твоих мучениях! А утром я отъезжал по неотложным делам. Ты ведь это понимаешь, правда?
Джин кивнула: разумеется, глупо обижаться. У него столько забот перед сбором урожая!
Она подсунула голые ноги под одеяло и натянула его до плеч.
— Ну а теперь, — продолжал Поль. — Пожалуйста, объясни, почему минуту назад ты вдруг захотела убежать.
— По многим причинам. Всю жизнь меня учили, что женщине не пристало первой делать шаг навстречу мужчине. То, что я пришла в твою спальню, было… недостойно настоящей леди. Я устыдилась своего поступка…
— Все, молчи! И слушай меня внимательно, Джин. Тебе абсолютно нечего стыдиться. В любви и ее выражении не может быть постыдного. У меня и мыслей не возникало о том, что ты непорядочна… или что ты там себе навоображала. Для того, чтобы прийти сюда вопреки глупым канонам нравственности, нужно было иметь огромное мужество. За это я еще больше уважаю тебя и горжусь тобой.
— Спасибо, — прошептала она, согретая истиной его слов.
В самом деле — есть правда ее любви к нему, и ничьи искусственные запреты не могут запятнать это чувство.
— Но это еще не все, — продолжала Джин. — Вот уже несколько дней я желала, чтобы ты провел со мной ночь, но не осмеливалась просить тебя. В голове моей рождались разные бредовые идеи. Я убедила себя в том, что ты меня не хочешь. А несколько минут назад ты так странно посмотрел на меня, как будто я змея, заползшая к тебе в постель…
Он приложил палец к ее губам.
— Просто ты удивила меня, любовь моя. Представь себе, каково мне было томиться ночами в этой одинокой постели, зная, что ты совсем рядом. Я так сильно желал тебя, так часто мечтал о тебе, что порой твое присутствие здесь, со мной, казалось мне явью. А когда ты и вправду пришла, я был в полусне и не поверил своим глазам.
Да, это объясняло его внезапную перемену и то, как он странно смотрел на нее в свете зажженной лампы. Но у нее оставался еще один невыясненный вопрос.
— Ты ждал, что я сама приду к тебе?
— Да, — сказал он, вместив в одно это слово недели подавляемого желания. — Вчера я решил, что ты готова для близости. Разве могли оставаться еще какие-то преграды или запреты после тех часов, проведенных на пляже? Сегодня вечером я был уверен, что мы наконец-то будем вместе, но, когда я вышел из своего кабинета, ты уже была в своей спальне. Я решил, что ошибся и ты не готова. И все же я лежал здесь, посылая тебе мысленные призывы, умоляя тебя прийти ко мне.
— Но и я делала то же самое! Джин расхохоталась над нелепостью ситуации. Поль засмеялся вместе с ней.
— Значит, мы с тобой, как двое несчастных, умирали от желания, и каждый ждал, когда другой сделает первый шаг? Скажи мне, зеленоглазка, ты действительно хочешь меня? Можем ли мы сейчас заниматься любовью, не опасаясь вторжения прошлого?
— Да, — выдохнула она, уверенная, что это правда.
Поль опроверг все ее ожидания: набравшись терпения и не пытаясь грубо соблазнить ее, он внимательно и ласково ухаживал за ней. И сейчас их порыв любви будет не безнравственным актом двух малознакомых людей, а телесным выражением глубокого взаимопонимания.
Она знала: их время пришло, и, значит, все вокруг просто перестало существовать. Джин жадно припала губами к его рту, клоня его голову на подушку. Этот поцелуй длился целую вечность, он был то дразняще нежен, то требовательно страстен. Сначала ей не верилось, что Поль настоящий, несмотря на крепкие объятия. Дрожащими пальцами она провела по его волосам, затем по лицу, словно желая осязанием удостовериться в его материальности.
Заключив девушку в свои сильные руки, Поль перекатился на нее. Джин охотно сдалась, радостно подчиняясь его воле. Но он старательно сдерживал свою огненную страсть и вел свою партию упоительно медленно.