— Я могу тебе чем-то помочь?
Он махнул рукой.
— Нет, это совсем не твоя забота.
Такой отпор застал Джин врасплох. Обидно было сознавать, что он не хочет рассказать ей о своих тревогах. Марк был таким же. Его нежелание делиться с ней своими проблемами сильно портило их отношения.
— Что ж, извини, — резко бросила она. — Я больше не буду лезть не в свои дела.
Ее саркастический тон подействовал на Поля.
— Прости, — виновато сказал он. — Я не хотел тебя обидеть. Просто ты действительно ничем не можешь помочь мне, разве что ты знаешь, как наколдовать из воздуха новый трактор с тележкой или вызвать тропическое лето.
— Что-что?
— Ив считает, что в этом году урожай будет ранним, а значит, довольно скорым, — объяснил Поль. — Если он прав, значит, нам не хватит нашей техники. Спасти нас может только чудо — например, лето, как в Индии, — тогда у нас появится много дополнительного времени.
Гнев Джин тут же испарился, как только она увидела причину его расстройства. Она машинально взяла Поля за руку и пошла с ним по цветочной аллее, слушая, как он рассказывает о своих проблемах.
— Может, я могу чем-то помочь? — Джин снова предложила свои услуги. — Я бы очень хотела быть полезной.
— Просто держи меня за руку так, как сейчас, — ответил он. — Это помогает больше, чем ты думаешь.
Джин размышляла над его словами, пока они шли к скамейке под деревом. Молча присев, они стали смотреть на солнце, спускавшееся к горизонту. Поль обнял ее, и они слились в долгом поцелуе. К ее удивлению, в этом поцелуе не было пережитой ими раньше чрезмерной страсти, он лишь выражал спокойную глубину их взаимопонимания.
То, что прежде было для Джин головокружительным открытием, теперь стало более уютным миром сексуального доверия. Она больше не чувствовала необходимости доказывать что-то актом любви, заново переживать волнение и страх перед чем-то запретным, стремиться к близости только ради того, чтобы удовлетворить свое любопытство. Теперь она узнала язык телесной любви.
Поль дразнил ее легчайшими поцелуями, нежно поглаживал ей висок, проводил пальцами по волосам, и Джин начала понимать, что секс может быть глубже и богаче, чем то, что она знала раньше. Ей не надо просто слепо предлагать себя, подчиняться требованиям, которым она не в силах противостоять. Физическая близость может стать молчаливым диалогом, таким же тонким и красноречивым, как поэзия или музыка.
Поль хорошо умел объясняться на этом языке. Он разговаривал с ней легкими прикосновениями губ, ласковыми ладонями, и Джин покорялась его сильным теплым рукам. Впервые она поняла, что значит быть любимой нежно, и не только физически. Она уткнулась головой в его плечо и обвила Поля руками. Ей ничего не надо было сейчас, кроме этих крепких объятий.
Они долго сидели так, прислушиваясь к ночным звукам, пока не стало прохладно. Тогда они встали и пошли в дом. Джин гадала, останется ли Поль у нее, но нет — он ушел, попрощавшись с ней у двери долгим поцелуем. Переодеваясь ко сну, она гнала прочь чувство разочарования.
Ее утешала мысль о том, что теперь наконец — впервые за время, казавшееся вечностью, — у нее появились какие-то перспективы. Поль предлагал ей обогащенную духовной глубиной близость, и она примет ее независимо от последствий.
Следующая неделя была сплошным праздником. Работа казалась Джин удовольствием, когда они вместе с Полем объезжали полторы дюжины замков и винных заводов области. Ее любимыми бордоскими винами всегда были вина «Сен-Эмильон», и она с радостью обнаружила, что деревня, где их производят, так же живописна, как вкусны эти вина.
Сладких десертных вин она не любила, но ее мнение поколебалось после поездки в область Сотерне, далеко к югу от Бордо. Там, в знаменитом замке д'Икам, им рассказали, что местный виноград оставляют на лозе до появления «благородной гнили» (этот термин сначала напугал Джин), которая высушивает ягоды и повышает в них концентрацию натурального сахара. После этого виноград выборочно собирают и перегоняют на вино в аппаратах, сделанных исключительно из дерева — вплоть до зубчатых шестеренок. После нескольких лет, проведенных в дубовых бочонках, вино разливается по бутылкам.
Поскольку «Икам» — самое дорогое в мире сладкое вино, посетителям не предлагают его пробовать. Но в тот вечер, когда они вернулись в Ла Бруиль, перед обедом Поль принес из подвала бутылку и поставил ее охлаждаться в ведерко с ледяной водой. Мари с Ивом пришли в восторг.
— И по какому же случаю? — спросил Ив с усмешкой.
— Хотелось бы повысить эрудицию Джин, — объяснил Поль.
Мари фыркнула.
— О нет, ты бы не стал открывать «Икам», если бы не было на то повода, Поль. Ну же, признайся, происходит что-то особенное, non?
— Нет-нет, правда, — отнекивался Поль, тем самым только убедив их в том, что у него с Джин есть некий тайный повод для торжества.
Для сравнения они пили вино с различными традиционными закусками — foie gras,[11] английским сыром «стилтон» и сладкими спелыми персиками из Испании, но Джин решила, что настоящий вкус вина чувствуется только без закуски.
Прозрачное вино имело темно-золотой цвет и сильный аромат, который она глубоко вдыхала снова и снова. На вкус оно было густым и удивительно сладким, но совсем не приторным. Джин объявила, что если и есть на самом деле амброзия, вино богов, то это «Икам». Остальные с ней искренне согласились.
Позже, ночью, ее мысли вернулись к словам Мари: «Происходит что-то особенное, non?» Поведение Поля и вправду озадачивало. Всю неделю он был учтиво нежен с ней, брал девушку за руку во время прогулок и крепко обнимал, когда они оставались одни. Поль и Джин часами беседовали и сейчас, казалось, знали друг о друге все.
При этом он не настаивал на близости. Ложась одна в постель, Джин мечтала о его теплом теле, замирая от острого желания. Она так хотела его, как никогда. И все же, когда вечерами он провожал ее до спальни, она не решалась попросить его остаться.
Сегодня вечером он исчез из столовой, когда она смаковала последние капли «Икама», болтая с Мари. Еще ощущая во рту сладкий вкус вина, Джин решила разыскать его. Но ни в одном из его излюбленных мест Поля не было, а когда она не задумываясь постучала в его комнату, то не получила ответа.
Наконец Джин забрела в маленькое боковое крыло замка, где находился рабочий кабинет хозяина дома. Еще в коридоре она уловила приятный запах трубочного табака и толкнула дверь.
В кабинете горела только настольная лампа. Поль, развалившись в глубоком кожаном кресле с высокой спинкой, читал книгу. У его ног, свернувшись калачиком, дремал Ариэль. Пес лениво приподнял голову, без особого интереса посмотрел на Джин и тут же опять опустил морду на лапы.
А Поль, в отличие от собаки не отрывая от нее взгляда, в котором явно читался вопрос, улыбнулся и захлопнул книгу. Его трубка лежала на столе в керамической пепельнице и пускала вверх тонкую струйку дыма. — Привет, просто сказал он. Джин вдруг почувствовала неловкость — своим неожиданным приходом она нарушила его уединение. Не слишком ли эгоистично ее желание постоянно видеть этого мужчину рядом?
— Я… я не знала, что ты куришь трубку, — наконец проговорила Джин, чтобы только не молчать.
— Вообще-то я не курю, но уважаю трубку как одно из цивилизованных удовольствий. Выпив «Икам», я решил, что сегодня вечером можно побаловать себя. Почему бы не пользоваться всеми доступными удовольствиями?
«Входит ли в их число секс?» — подумала она. Как обычно, мысль об этом взволновала ее противоречивые чувства. С одной стороны, ей хотелось укрыться в своей относительно безопасной комнате, но с другой — Джин так устала от этого одиночества.
Поджав под себя ноги по-восточному, она села на ковер напротив его кресла и опустила голову ему на колени. Он рассеянно начал гладить ее по волосам, и Джин улыбнулась.