А я не могу на него не смотреть. Потому что он становится слишком близко — чёрная высокая фигура, заслоняющая от меня свет. Совсем как в моих глупых мечтах. Вижу синие глаза прямо перед собой. Тёмные густые волосы были, верно, тщательно приглажены утром, но теперь тут и там выбивается непослушная прядь. Как будто в аккуратно надетой профессиональной маске господина Инквизитора начинают появляться трещины. И там, под этой маски безразличия, я вижу тщательно скрываемую человечность… и сострадание.
Рука без перчатки ложится мне на плечо. Через тонкую ткань платья чувствую тепло ладони и вздрагиваю. Медленно движется к шее, едва касаясь.
— Знаешь ли ты, Эби, почему Инквизиторы тоже носят чёрное? Потому что мы делим с ведьмами тьму их души. Видим то, что видели они, забираем себе часть накопленной боли. Так что поверь, пока я буду рыться в твоих воспоминаниях, мне будет так же больно, как тебе. Возможно, это послужит утешением.
А потом резко, словно не хочет больше оттягивать неизбежное, вскидывает руку и касается кончиками пальцев моей левой щеки.
Вспышка света ослепляет на мгновение.
И меня оглушает невероятным, всепоглощающим удовольствием. Оно вспыхивает в точке прикосновения и световой волной разбегается по телу. Словно меня, замёрзшую до состояния полуживой льдинки, бросили вдруг под ласковые лучи летнего солнца. Отогрели каждую клеточку, окатили теплом, встряхнули как следует и вдохнули жизнь.
Инквизитор отдёргивает руку, словно обжёгся. Смотрит сначала на неё, потом на меня, расширившимися глазами. Я моргаю и вообще ничего не понимаю, кроме того, что меня ноги не держат и хочется стечь по стеночке и немножко посидеть. А лучше полежать.
— Это что ещё?.. — маска невозмутимости, кажется, окончательно разбилась на осколки. Столько эмоций в голосе синеглазого я ещё не слышала. Удивление, шок, недоверие…
— Понятия не имею. Со мной такого ещё не было. Ты тут Инквизитор, ты и скажи, чем это нас шендарахнуло… — бормочу, всё ещё не в состоянии собраться с мыслями. Запоздало понимаю, что с какого-то рожна перешла с синеглазым на «ты». А, ладно… он-то меня на «вы» вообще не называл.
Инквизитор шумно выдыхает.
— А ну-ка попробуем ещё раз. Надо проверить… в сугубо исследовательских целях, разумеется.
Угу, исследовательских! То-то в глазах огни заплясали. Если он, как утверждает, чувствует то же самое во время прикосновения, что и ведьма…
Не успеваю додумать мысль. Наглый Инквизитор стаскивает и вторую перчатку, нетерпеливо швыряет куда-то на пол, и обеими руками ныряет мне в волосы, обхватывает голову. И мне становится так тепло, сладко, и хорошо, что хочется мурлыкать и жмуриться от удовольствия.
— Да что ж за ведьма-то мне досталась такая… неправильная… — хриплый шёпот синеглазого ласкает мой слух. А приятно, оказывается, выводить из себя Инквизиторов. И если допрос будет проходить таким образом… я согласна, чтоб меня допрашивали подольше.
Умиротворённо вздыхаю, покачиваюсь на волнах тепла, которое переходит из его рук прямо мне под кожу. Даже глаза прикрываю от удовольствия.
Инквизитор пахнет сталью, хвоей и ещё почему-то шоколадом.
— Теперь воспоминания, Эби. Покажи мне!
Распахиваю глаза.
— Нет!
Синеглазый хмурится, не разжимая рук.
— Не упрямься! Так надо.
— Говорят, что вы… не просто смотрите воспоминания. Вы забираете их себе. Я не хочу их лишиться! Я не хочу остаться куклой с подчищенными мозгами.
— Ещё ни одна ведьма не жаловалась, что у неё забрали такие воспоминания. Им после этого становилось легче. Смолкали крики, приходившие во снах.
— Я не хочу! Мне нужны все мои воспоминания до последнего. Как ты не понимаешь… там самое ценное! Там мама… это последнее, что у меня от неё осталось. Слушай… а давай ты просто меня отпустишь, и всё?
В синие глаза возвращается жёсткость.
— Ты же знаешь, что я не могу, Эби. Я должен установить истину. Узнать, виновна ты или нет. И есть только один способ избавиться от сомнений. Пожалуй, никогда в жизни я так сильно не хотел ошибаться. Чтобы никакой ведьмой ты не была. Так что… иди ко мне.