— Ну, ведь есть я, — сказал он.
— Вы!
— Да. Моя бедная девочка, мне не нравится видеть вас такой несчастной. Мне больше нравится, когда вы вся пылаете от гнева против меня. Хотя… может быть, я предпочел бы увидеть вас нежной. Но только не в отчаянии, как сейчас.
— Но я действительно в отчаянии. Я хотела поговорить с бабушкой. Я хотела рассказать ей про церковные книги. А теперь мне не с кем поговорить. И я совсем одна.
Он обнял меня и крепко прижал к себе. Он начал слегка покачивать меня и целовать мой лоб, кончик носа и, наконец губы. Я себя почувствовала почти счастливой.
Я немного отодвинулась от него, испугавшись своих чувств. Удивительно, что я могла испытывать такое к человеку, только что доказавшему мою неправоту в деле, которое я принимала так близко к сердцу.
Я была в замешательстве, не знала, что делать дальше.
Он ласково сказал:
— Знайте, вы не одна. Я с вами. Я ваш друг.
— Мой друг! — воскликнула я. — Но ведь именно вы сомневаетесь в моем здравомыслии.
— Вы не справедливы ко мне. Я всего лишь указал вам на правду. Ей всегда нужно смотреть… прямо в лицо… даже если она неприятна.
— Это не правда. Должно быть какое-то объяснение. Если бы я только его знала.
— Я вам вот что скажу, моя дорогая Филиппа. Вы слишком заняты мыслями о прошлом и позволяете настоящим опасностям победить Вас. Что вы собираетесь делать с кузеном Артуром?
— Я никогда не выйду за него замуж.
— И что потом… когда дедушка вас выгонит… Что будет дальше?
— Пока я тут с вами сидела, мне пришло в голову, что бабушкина смерть немного замедлит ход событий. Не бывает свадьбы сразу после похорон, ведь так? Дедушка должен соблюдать условности.
— Итак, вы думаете, что злосчастный день будет отложен.
— Это даст мне время что-нибудь придумать. Мне поможет моя тетя Грейс. Она сбежала из Грейстоуна и сейчас очень счастлива. Может, я смогу какое-то время пожить у нее.
— Проблеск надежды, — сказал он. — А как вы думаете, вам понравится жить в чужом доме на положении служанки после того, как вы привыкли жить здесь?
— Я совсем не была здесь счастлива. Мне всегда казалось, что я в заточении. Франсин чувствовала то же самое. Так что у меня не будет блестящего прошлого для воспоминаний. И ведь я буду гувернанткой. Это не слуга… не совсем.
— Что-то очень близкое к слуге, — возразил он. — Бедная, бедная Филиппа. Перед вами открывается невеселая перспектива.
Я вздрогнула, и он опять прижал меня к себе.
— Я должен вам сказать, — продолжал он. — Я завтра уезжаю из Англии.
Я была совершенно потрясена и не могла выговорить ни слова. Я просто уставилась прямо перед собой в полном отчаянии. Все меня покидали. Я оставалась одна с дедушкой и кузеном Артуром.
— Если я правильно понимаю, вы немножко жалеете о моем отъезде?
— Мне было очень приятно говорить с вами.
— И вы простили меня за мою роль в этой злосчастной поездке в церковь?
— Вы не виноваты. Я ни в чем вас не обвиняю.
— Мне показалось, вы меня возненавидели.
— Я не так глупа, чтобы так поступить.
— И вы обещаете, что забудете про это? Вы перестанете оглядываться назад?
— Я не могу заставить себя расхотеть все узнать. Ведь это была моя сестра.
— Да, я вас прекрасно понимаю. Дорогая Филиппа, не отчаивайтесь. Что-нибудь подвернется. Простите, что я уезжаю. Но это совершенно необходимо.
— Вас наверное вызывают ваши хозяева?
— Примерно так. Но у меня есть еще один день. Мы увидимся завтра. Я постараюсь что-нибудь придумать для решения ваших проблем.
— Что же вы можете придумать?
— Я немножко волшебник, — сказал он. — Вы разве не догадались? Я не тот, за кого вы меня принимаете.
Я выдавила из себя улыбку. Мне было невыносимо плохо от того, что он уезжал, но я не хотела, чтобы он видел, как я переживаю.
— Я хочу помочь вам вырваться из лап кузена Артура… если вы мне позволите.
— Мне кажется, у вас не хватит колдовских чар.
— Поглядим. Вы мне доверяете? — Он поднялся. — А сейчас мне надо идти.
Он протянул руку и помог мне встать. Мы стояли совсем близко друг к другу. Я почувствовала, как он меня обнял. Его поцелуи стали другими. Они смущали меня, немножко пугали, но я не хотела, чтобы он останавливался.
Наконец, он отпустил меня и рассмеялся.
— Мне кажется, вы сегодня немножко больше ко мне расположены, чем обычно, — сказал он.
— Я не знаю, что я чувствую…
— У нас осталось очень мало времени, — перебил он. — Вы мне верите?
— Какой странный вопрос. А стоит?
— Нет, — ответил он. — Никогда никому не доверяйте. Особенно людям, о которых вы ничего не знаете.
— Вы меня предупреждаете?
— Скорее, готовлю.
Все это звучит очень таинственно. То вы собираетесь помочь мне, а то предостерегаете меня против себя самого.
— Жизнь полна противоречий. Встретимся завтра здесь. Может, у меня будет готово решение. Конечно же, оно будет зависеть от вас.
— До завтра.
Он взял меня за подбородок и сказал: «Nil desperandum»[6]. Затем тихонько поцеловал меня, и мы вместе дошли до опушки леса.
Дома я прошла мимо комнаты смерти в свою спальню и бросилась на кровать Франсин. Так я чувствовала себя ближе к ней.
Не было никаких сомнений. Конрад волновал мое воображение, и мне хотелось быть с ним. Когда мы были вместе, я забывала о своих горестях.
Я не могла находиться в этом доме смерти, но все же чувство моего одиночества немного ослабло. Завтра я увижу Конрада, и он обещал что-нибудь придумать. Я не могла в это поверить, но все же эта мысль приносила успокоение: Присутствие Конрада действовало на меня как опиум, к тому же в моем безнадежном состоянии я была готова хвататься за любую соломинку.
Я не могла сидеть дома и вышла в сад. Вдруг я увидела одного из ребятишек Эммсов.
Он сказал:
— Мне велели это передать вам, мисс, когда никто не увидит.
Я выхватила у него письмо.
— Кто… — начала было я.
— Из усадьбы, мисс.
— Спасибо, — поблагодарила я.
Я разорвала конверт и вынула лист толстой белой бумаги с золотым крестом. «Титульный лист», — подумала я. Вот что я прочла.
«Филиппа!
Мне придется уехать завтра рано утром. Мне необходимо увидеться с вами до отъезда. Пожалуйста, приходите сегодня в десять вечера к палисаднику около усадьбы.
К.»
У меня задрожали руки. Итак, он едет завтра. Он обещал что-нибудь для меня придумать. Сможет ли он?
Мне придется выскользнуть из дома и не запирать дверь. Нет. Они догадаются. Во двор выходило невысокое окошко. Если я оставлю открытой щеколду, я смогу вылезти в него, если дверь будет заперта.
Я должна его увидеть.
Я не знаю, как дождалась вечера. Я сослалась на головную боль, чтобы избежать ужина с дедушкой и кузеном. Все сочли мое оправдание вполне естественным, поскольку нормальное течение жизни в Грейстоуне было и так нарушено в связи с бабушкиной смертью и приготовлениями к похоронам.
Я проверила окошко. Мимо него редко кто проходил, так что все должно быть нормально.
Без четверти десять я выбралась из дома. Он уже ждал меня в палисаднике. Увидев меня, он схватил меня в своих объятия и крепко прижал к себе.
— Пойдем в дом, — сказал он.
— Почему? — спросила я.
— А почему бы и нет?
— Это не ваш дом. Вы ведь только управляющий.
— Будем считать, что мне даны все полномочия.
Мы вошли в дом. Когда мы проходили по залу, я подозрительно посмотрела на высокие отверстия в стене, через которые можно было подглядывать из солярия.
— Нас никто не увидит, — прошептал он. — Все спят. У них был трудный день сборов и подготовки к отъезду.
— Они все уезжают завтра?
— Через пару дней.
Мы поднялись по лестнице.
— Куда мы идем? — спросила я. — В Weinzirnmer?
— Сейчас увидите.
Он распахнул дверь, и мы вошли в комнату, в которой горел камин. Это была большая комната с тяжелыми бархатными шторами. Я заметила огромную кровать в алькове.