Согласится ли она полететь? Или захочет остаться здесь, окруженная всем, что знает? Ему нужно было это выяснить, но как, не дав ей знать, что он задумал? Ее следующие слова дали ему шанс выяснить это.
— Ты расскажешь мне больше о себе и своем мире? — спросила она.
Он ответил не сразу, желая создать впечатление, что ему нужно подумать. Внутренне же Кирэлл вознес благодарность Керу.
— Только если ты расскажешь мне о себе и своем мире.
Глаза Осени стали серьезными, когда она посмотрела на него, и он увидел, что она тщательно обдумывает свой ответ.
— Ладно, думаю, это справедливо.
Кирэллу хотелось прореветь о своем успехе, но он должен был знать, что его маленькая Оз-ень не так проста.
— Но не о моих шрамах, — добавила она.
— Но…
— Нет, Кирэлл, все, кроме этого. Я… я просто не могу, мне слишком больно говорить об этом. Хорошо?
Кирэлл пристально посмотрел ей в глаза, готовый поспорить, но то, что он увидел там… печаль… боль… и даже… страх, заставило его понять, что дело здесь не только в том, что именно причинило ей эти раны. В конце концов, он все равно узнает. Он должен был, но Осень должна была сказать об этом добровольно.
— Хорошо, — медленно согласился он, — но если ты решишь, что хочешь рассказать мне, я выслушаю.
— Этого не случится, но спасибо, — сказала она с благодарной улыбкой.
— Так что же ты хочешь узнать? — спросил он.
— Расскажи мне, откуда ты родом, — начала она. — Как ты это назвал?
— Мой мир называется Монду, но мой дом находится высоко в горах Папир.
— Тебе не бывает одиноко?
— Я наслаждаюсь одиночеством, особенно после того, как прожил первые сто лет в родительском доме.
— Я не понимаю.
— Только официальные пары могут иметь потомство. Поскольку мои родители стали парой позже, чем большинство из нас, они решили, что им нужно завести как можно больше детей, и как можно быстрее.
— И сколько же?
— Семь за сто с небольшим лет.
— Семь за сто лет. Это не кажется мне быстрым.
— Это потому, что ты не знаешь о Драгунах. Большинство заводит детей только раз в пятьдесят — сто лет, потому что пока молодой Драгун не может перейти в свою драконью форму, он уязвим для нападения и родителям приходится его защищать.
— А когда Драгуны научаются переходить?
— Только на пятидесятом году жизни.
— Понятно, значит, у твоих родителей вас было семеро.
— Да. Я самый старший.
— И ты жил с родителями до ста лет?
— Да. Драгуну не разрешается покидать родителей до тех пор, пока он не будет считаться взрослым и способным выжить самостоятельно.
— И когда это происходит?
— Когда происходит первый Жар соединения.
— В сто лет.
— Примерно в то же время, да. Многие по-прежнему остаются со своими родителями, но мои братья и сестры уж очень надоедливы, так что я ушел из дома сразу же, как это стало можно.
— Это ужасно! — она оттолкнула его. — Ты должен ценить свою семью! А что, если их вдруг отнимут у тебя?
Ее слова прозвучали резче, чем она хотела.
— Я ценю их, — он тоже сел, удивленный напором ее слов. — Я перебрался всего лишь на соседний горный хребет, Осень, чтобы быть рядом на случай, если отцу понадобится моя помощь. Но я просто не мог больше жить во всем том хаосе.
— Хаосе?
— Да. Молодые Драгуны всегда испытывают себя, когда приобретают новое умение. После первой трансформации они не всегда могут контролировать свой огонь. Мой брат, Зеб, выдыхал пламя всякий раз, когда смеялся. Однажды он поджег волосы моей сестры, Никси, и она чуть не сожгла дом, когда гналась за ним, плюясь огнем. Зебу повезло, что отец был рядом и не позволил ей испепелить его.
Осень помимо воли рассмеялась, представив себе картинку.
— Это не смешно, — Кирэлл попытался говорить резко, но не смог сдержать улыбку. — Всегда было что-то в этом роде. Поэтому, как только я смог, я обзавелся собственным жильем. А теперь расскажи мне, где живешь ты.
— Я? — веселье Осени улетучилось. — Я живу с Кристи. Ты уже знаешь это.
— Да, но почему? Почему ты живешь с Кристи, а не со своей семьей? Ты слишком молода, чтобы жить самостоятельно.
— По человеческим меркам — нет, — отрезала она, — и я не живу со своей семьей, потому что они умерли.
— Все до единого? — Кирэлл не мог в это поверить. Как бы ни раздражали его братья и сестры, он не мог представить свою жизнь без них.
— Да. Мама и папа были единственными детьми в семье. Их родители тоже умерли. Так что нет, у меня нет семьи.