Тот же день. Дом Рогачевых
Софию разбудила надоедливая муха. Сначала она просто жужжала, пробиваясь к сознанию девушки сквозь завесу отрывистых и невнятных сновидений. Они навалились на Софию почти сразу, как только она заснула под утро, осилив до конца рукопись Сизоненко. Последние страницы девушка дочитывала, мужественно борясь со сном и еле различая серые буквы сквозь слипающиеся ресницы. Но все же дочитала — история хронотов, описанная сумасшедшим писателем, сразу захватила пытливый ум молодого ученого.
Как только речь в романе зашла о клозах, София поняла смысл фразы Юрия Константиновича "Прочтете — и вам многое станет ясно". Клозы! Об этих загадочных существах упоминалось и в рукописи монаха Каетано. Правда особых сопоставлений София сделать не смогла, да и не успела. Маловато было фактов для обобщения, и сон сморил. Сон тягучий, липкий — и вязкий, словно болотная трясина. Сквозь него София слышала, как кто-то заходил несколько раз в комнату, но не могла разорвать тенета морока. Потом начала жужжать муха. Жужжала, жужжала и, вконец обнаглев, стала садиться на лицо. И разбудила-таки, мерзавка…
София не сразу вспомнила, где находится. Спустив ноги на пол, какое-то время дремала, выпутываясь из паутины сна. Так ее с детства приучила бабушка Софья. "Если хочешь побыстрей прогнать сон, — говорила бабушка, — не лежи колодой, а ворочайся, дрыгайся, как лягушка. И присаживайся, как получится, не валяйся. Сон, он какой? Лежащих ласкает, сидящих обнимает, к стоящим — прислоняется, а от идущих — бежит".
Только протерев глаза, София до конца вспомнила события последних суток. В первое мгновение она расстроилась. Но уныние длилось недолго. За окном щебетали птицы, теплый солнечный луч, проникая сквозь щель в занавеске, легко трогал обнаженное плечо… В маленькой, но уютной комнатке со старым шкафом в углу, девушка чувствовала себя спокойно, словно в детстве. Она повела глазами и увидела на спинке стула цветастый сарафан.
Несколько секунд соображала, потом к щекам прилила кровь. София точно помнила: вчера, когда раздевалась, сложила на стул юбку и блузку. Никакого сарафана на спинке тогда не висело. Значит… Значит, его кто-то повесил утром. А кто? Наверняка Ирина Сергеевна. Насмотрелась на ее короткую юбку, вернее, не юбку, а… хм…
Едва София успела это подумать, как за стеной по коридору прошуршали негромкие шаги, и дверь начала медленно приоткрываться. Девушка лишь успела машинально прикрыть обнаженные бедра одеялом, как в проеме появилась седая голова Ирины Сергеевны. Их глаза встретились.
— Проснулась? Вот и хорошо. А то мы тебя разбудить боялись.
Старушка протиснулась бочком в полуоткрытую дверь и встала у порога.
— Доброе утро, соня.
— Доброе утро, — смущенно произнесла София. — А…
— Ага. Ты про сарафан? Это дочери нашей. Рост-то у вас одинаковый, только она чуток потолще будет. Носила тут, когда в гости приезжала, да и оставила. Недолго носила, еще почти как новый. А твоя одежка — уж больно куцая, только на пляж ходить. Вся женская секретность наружу.
— Спасибо, бабушка. Я сама хотела… что-нибудь попросить. Одежда в гостинице осталась.
— Ладно. Вот и походишь в сарафане. Тут выпендриваться не перед кем. Зато хоть задницу прикроешь от мужиков. Ты вставай, одевайся-умывайся, и пошли завтракать. А то уже обедать скоро.
— А где Миша?
— Миша роман дочитывает на веранде. Утром, как проснулся, у тебя из комнаты текст забрал и сидит теперь, читает. Говорит, чтобы в курсе быть. А дед мой в саду копается. Осенью новую яблоню посадил, теперь с ней возится все время, как с ребенком.
…Уплетая на кухне блины с малиновым вареньем, София осторожно поинтересовалась:
— Бабушка, а где ваши дети? Я у Миши не спросила.
— Дети? Их у нас двое. Сын в Мурманске, военный моряк. А Ольга, мать Мишки, за границей с мужем живут. Еще в девяностых уехали. А мы Мишку им не отдали, по заграницам таскаться. С нами вырос.
— Меня тоже дедушка с бабушкой вырастили. Получается, мы с Мишей родные души.
— Не родные, а родственные.
— А в чем разнИца?
— Разница? Родные, это когда кровь одна, родственники общие. А родственные… — Ирина Сергеевна прищурилась, оценивающе оглядела Софию. — А родственные, значит близкие или похожие. Ты и впрямь чем-то на молодую Ольгу походишь. И сарафан тебе идет. Только она блондинка, а ты — рыжая, как чума.
— Почему чума?
— Не знаю. В народе так принято считать, что все рыжие — чумовые. Ну, шальные. Не знаешь, чего от них ждать.
Когда София, позавтракав, вышла на веранду, там уже сидели Михаил и Рогачев-старший. Увидев молодую испанку, мужчины прервали разговор и почти синхронно улыбнулись.
— Выспалась? — спросил благодушно Юрий Константинович. Михаил посматривал искоса: вроде, как и с интересом, но ненавязчивым. Видали, мол, и не таких.
— Я из-за этого романа. Решила не спать, пока не дочитаю.
— Дочитала?
— Да.
— Ну и правильно. Будет о чем поговорить.
София по-кавалерийски оседлала свой вчерашний стул. В длиннополом, ниже колен, сарафане, она чувствовала себя гораздо комфортнее.
— Вы вчера не досказали всю эту историю, про Сизоненко…
— Доскажу. Но позволь, сначала, пару вопросов. Вот что ты думаешь? Есть связь между твоей рукописью и этим незаконченным романом?
— Думаю, что есть. Только еще до конца непонятно, какая.
— А точнее? — Юрий Константинович выжидательно прищурил один глаз. "Словно преподаватель на экзамене, — отметила про себя София. — Проверяет мою сообразительность".
— В рукописи Каетано поминаются клозы. И то, что они якобы прилетели с неба. А в романе тоже действуют клозы, прилетевшие на другую планету. Правда, речь идет о какой-то Радуе. Вы думаете, что Радуя и Земля — одно и то же?
— Не будем спешить с выводами. Но мыслим мы с тобой в одном направлении, — Рогачев многозначительно поднял указательный палец.
— А я? — ревниво вмешался Михаил. — Мое мнение вас не интересует?
— Почему же? Твое мнение очень важно, — очень серьезно произнес Юрий Константинович. — Просто, я полагаю, что ты согласен с нами.
— Не совсем. Во-первых, мне в целом непонятно, откуда Сизоненко могла прийти в голову идея этого романа про хронотов и клозов. Если Каетано хотя бы ссылается на Летицию, пусть и мифическую, то этот-то с какого бодуна все выдумал?
— Чего? — заинтересовалась София. — Бодун, это от слова бодать?
Юрий Константинович засмеялся:
— Почти в точку. Только к испанской корриде это никакого отношения не имеет. Человек с бодуна бодается сам с собой. Вернее, со своим здоровьем, после того, как слишком много выпьет алкогольных напитков. Выпьет, а наутро у него бодун начинается.
— Тогда я знаю, что это такое, — чистосердечно призналась испанская гостья. — У меня два дня назад был такой бодун. Один.
— Сочувствую, — съехидничал Михаил. — Кто бы сомневался? Могла бы и двоих сразу пригласить.
София приоткрыла рот, но старший Рогачев не дал ей продолжить полемику.
— Ладно, с бодуном разобрались. Вернемся к нашим баранам. Продолжай, Миха. Ты сказал: во-первых. А во-вторых?
— А во-вторых, почему бы не предположить, что Сизоненко всего лишь тиражировал чужую выдумку? Вот София, например, нашла же рукопись монаха? И даже Донато предложила в качестве сюжета.
При упоминании о Донато София слегка покраснела. Но Михаил этого не заметил.
— Может, и Сизоненко нашел чего-нибудь, а потом решил творчески переработать?
— Твои рассуждения имеют логическую основу, — согласился Юрий Константинович. — Но они, учти, строятся на ограниченном объеме информации. Та информация, которой владею я, позволяет утверждать, что Сизоненко опирался на вполне достоверные данные. К сожалению.
— Почему, "к сожалению"? — не поняла София.
— Да потому что ничего хорошего во всей этой истории нет. В нашем народе по таким поводам говорят: чем дальше в лес, тем толще партизаны. Скоро сами сообразите. Кстати, я тут с утра кое-что выяснил. Некий Хуго Гомес действительно числится в штате консульства Испании. Так что, охота на Софию идет. Знать бы, кто именно на нее охотится и, главное, с какими целями?.. Но ладно, об этом позже. На чем я вчера остановился?