— Вы… сожжете их? — задумчиво спросил Рауль. Его наивно распахнутые глаза внезапно прищурились. — Но вы говорили…
— Ситуация изменилась. Неси быстрей.
— Хорошо… Сейчас принесу.
Через минуту рукописи полетели в огонь камина. Но сжег их не "каменщик", а профессор Мартинес, получивший указание и соответствующую наводку от своего руководства. Произошло следующее. Как только радикаты узнали о предполагаемом содержании рукописей, они приняли решение об их полном уничтожении. Как и "каменщики", "мечники" очень опасались, что информация попадет в руки клозов. Но еще больше радикаты-ортодоксы боялись того, что о древних манускриптах узнает широкая общественность. Для них это явилось бы настоящей катастрофой.
Существование клозов официально игнорировалось католической церковью, ибо не вписывалось в ее доктрину. Более того — подрывало ее фундаментальные догматы. Поэтому радикаты всегда придерживались одного принципа: при обнаружении должны быть бесследно уничтожены как клозы, так и любая информация о них.
Чтобы держать ситуацию под контролем, радикаты установили прослушивающее устройство в кабинете Лопеза и на его служебный телефон. Узнав, что кто-то из "каменщиков" собирается забрать рукописи из дома Винкесласа, радикаты сыграли на опережение. Подкараулив "каменщика" около дома библиотекаря, радикаты убили конкурента. Затем в дом вошел Мартинес и, обманув, без особого труда, доверчивого Рауля, сжег рукописи в камине.
Не получив, в установленное время, сообщения от своего сотрудника, "каменщики" направили людей в дом Лопеза. Но попали они туда лишь поздно вечером, когда вернулся Рауль. Тот, не скрывая, рассказал то, что знал. Даже нашел в камине обгоревший кусок пергамента.
"Каменщики" поняли — информация о рукописях просочилась наружу, и кто-то пытается уничтожить все следы. Этими "кто-то" могли быть только радикаты, потому что клозы не стали бы сжигать манускрипты. Их интересовала информация, содержащаяся там. А радикаты, наоборот, без разбора уничтожали все, что свидетельствовало о существовании клозов.
Просчитав варианты, "каменщики" немедленно взяли под наблюдение квартиру Софии Родригес. Они видели, как в субботу утром в дом сначала зашел Анибал Мартинес, а, немного позже, вслед за ним последовал Донато. Затем София уехала в аэропорт. И только спустя несколько часов дом покинул Донато. Но не пешком, а на автомобиле Софии…
Зазвонил мобильник, лежавший на сиденье рядом с Пабло Руисом. Тот быстро взял трубку, взглянул на экранчик:
— Да… Вы уверены?.. Хорошо. Действуем по плану "А".
…Юрий Рогачев спустился по ступенькам крыльца и медленно побрел по дорожке, вдоль здания больницы. Он только что переговорил с врачом о состоянии Софии. Данные не обнадеживали. У Софии диагностировали кому второй степени. При этом ситуация, после того как девушку доставили в больницу, не улучшилась, а ухудшилась. Если утром София еще реагировала на голос, открывая глаза, то к тому времени, когда Юрий Константинович приехал в больницу, она уже перестала воспринимать внешние раздражители.
— Утром она даже произнесла несколько слов, — уточнил врач. — Правда, нечленораздельно.
— Может быть, она говорила по-испански? — спросил Рогачев.
Врач пожал плечам:
— На русский мало походило, это точно. Но даже если она и говорила по-испански, то речь у нее уже была нарушена.
Причины, из-за которых София впала в коматозное состояние, врач назвать затруднился. Похожее состояние бывает при сильной передозировке лекарствами или наркотиками, пояснил он, но анализ крови ничего не выявил.
— Могло такое произойти в результате шока?
— Кома в результате шока бывает, да. Но что могло послужить причиной шока? — врач, наклонив голову, вопросительно взглянул на Рогачева. — Сильная боль? Но вследствие чего? У нее нет ни внешних, ни внутренних повреждений.
— А если страх? — предположил Рогачев. — Вернее, очень сильный, резкий испуг.
— Испуг? М-м… — врач задумался. — Теоретически, если в результате внезапного испуга случилось резкое нарушение кровоснабжения, например, кратковременно остановилось сердце… Хм, теоретически… В практике я такого не встречал. У девушки что-то с головным мозгом, как будто кто-то заблокировал большинство функций. Но вот этиология подобного состояния не ясна.
— И чем это грозит?
Врач замялся.
— А вы кто ей будете?
— Близкий родственник.
— Насколько близкий?
— Ну, двоюродный дедушка.
— Двоюродный? Хм… А родители?
— Умерли.
— Вот как? Простите, не знал…
— Я же у вас не официальную справку прошу, — не выдержал Юрий Константинович. — По-человечески можно сказать, что ей грозит? И что можно предпринять?
— Да мы предпринимаем. Знать бы, от чего лечить.
Эскулап развел руками и поднял глаза кверху — к давно не ремонтированному, облупившемуся потолку. Потом осторожно спросил:
— А почему ее охраняют?
— По просьбе испанского правительства, — весомо произнес Рогачев.
— Э? Даже так? Она что, э-э…
— Угу. Очень важная персона. Кандидат на Нобелевскую премию.
Врач недоверчиво прищурил один глаз:
— Шутите?
— Это вы у консула спросите, когда он приедет.
Врач снова покосился на потолок.
— М-да… А на вид — такая молодая… Может, ее в Питер перевезти от греха подальше? — спохватившись, что сказал не то, тут же поправился. — В смысле, для надежности. Если она такая важная персона.
— А что, ее сейчас можно транспортировать?
— Все можно, если осторожно. Состояние пока стабильное, только специальный реанимобиль потребуется. Если у вас есть такая возможность — лучше бы ее, все-таки, в центр отправить. Тем более…
— Что?
— У нее даже полиса нет. Отца Григория тут все хорошо знают, а так бы…
— Я понял. Деньги мы найдем.
Рогачев достал из внутреннего кармана пиджака бумажник, вытряхнул все купюры.
— Тут пара тысяч, так, за первые хлопоты. Я позвоню, сегодня еще подвезут.
Врач, смотря поверх плеча Рогачева, ловким движением изъял деньги из ладони Юрия Константиновича и быстро спрятал их в карман халата.
— Так вы это, ага? В Питер бы ее, пока консул не приехал… У нас и аппаратура старая…
Рогачев приблизился к углу здания и остановился. Только сейчас ему пришло в голову, что он до сих пор не поставил в известность никого из родственников Софии. Собственно, а кого ставить? Фактически сирота. Донато не в счет. Есть дед Бартолоум, о котором упоминала София. И которому она сама не хотела звонить. А почему? Потому что заподозрила, что тот имеет отношение к происшествию с рукописями. Сама заподозрила или Донато подсказал? Донато… Еще одна загадка…
"Что же делать? — Юрий Константинович задумчиво посмотрел на небо, будто ждал оттуда совета. — Если разобраться, мы, Рогачевы, никакого отношения к Софии не имеем. Надо бы, по-хорошему, сообщить консулу обо всем и… А что "и"? И, что значит, "по-хорошему"? Девчонку и так едва не убили, потом похитили неизвестно для чего… А сейчас она вообще в беспомощном состоянии. Кто же ей поможет, кроме нас?.."
— Извините. Вы — Юрий Рогачев? — раздумья прервал низкий мужской голос с еле заметным акцентом. Рогачев обернулся через плечо — в нескольких метрах за его спиной стоял крупный темноволосый мужчина лет сорока. Несмотря на жару, незнакомец был одет в строгий темно-синий костюм. "А тихо он подкрался. Или это я так глубоко задумался? Старею".
— Да, я Рогачев. С кем имею честь?
— Очень хорошо. У нас к вам срочный и важный разговор. Разрешите представиться, — мужчина сделал шаг вперед и осторожно протянул руку. — Пабло Руис, вице-президент "Всемирного конгресса церквей".
Продолжение следует