карман. Должно быть, Братство на боле боя, и я не могу вернуться в учебный центр, поэтому
загляну в дом аудиенций, и кто-нибудь сможет забрать снимок позже.
– Ага, хороший план. Потом подойдешь к нам?
– Хорошо... я только быстренько приму душ и оденусь.
– Ты всегда прекрасно выглядишь. Увидимся позже.
Повестив трубку, Пэрадайз уставилась на свои ноги. Боже, что если один из учащихся
причастен к той смерти?
Выругавшись, она взяла с собой в ванную телефон, и, положив его на тумбу, закатила
глаза. Но, да, если Крэйг позвонит, она ответит. Хотя, он, скорее всего, не станет звонить. И
да, это, определенно, к лучшему.
Учитывая, как много способов порвать отношения, они... что за бардак.
И, если честно, Пэрадайз не была уверена, что хочет мириться, даже если такое
возможно.
Похоть, сказала она себе. Она испытывала к нему похоть, не любовь. И вообще, как
можно было влюбиться в кого-то спустя лишь шесть ночей.
Боже, Пэрадайз почувствовала тошноту, на самом деле.
Двадцать минут спустя она надела синие джинсы и кашемировый свитер. Пэрадайз
обула свои обычные мокасины, ведь, несмотря на холод, снега все же не обещали, а затем
накинула пальто, которое надевала вчера. Спрятав фотографию в кармане, она схватила
кошелек, сотовый и...
На прикроватной тумбочке ожил домашний телефон. Думая, что отец мог звонить с
работы, чтобы справиться о ее состоянии как, Пэрадайз подошла к телефону и ответила:
– Алло?
– У тебя посетитель.
Услышав на том конце голос, она нахмурилась.
– Энслэм?
– Ага, это я, – беззаботно ответил он. – Пэйтон просил забрать тебя.
– Да? Но я пока не собираюсь в «Сал». Сначала мне нужно кое-что сделать.
– Тогда я схожу с тобой.
– Да нет, спасибо. Это не займет много времени...
– Ты спускаешься?
О, ради Бога. Но Пэрадайз не хотела быть грубой.
– Ага. Сейчас.
– Не торопись, я подожду.
Повесив трубку, она глянула в зеркало и вышла из комнаты. Направляясь к главной
лестнице, Пэрадайз надеялась по-быстрому выпроводить Энслэма. Из-за ссоры с Крэйгом
она чувствовала себя отвратительно, и вся эта чертовщина усугубилась, потому что она
поверить не могла, что умудрилась забрать фотографию с места преступления, никому об
этом не рассказав.
А также тем, что существовала большая вероятность, что дальнейшее расследование
сосредоточится на новобранцах.
Оказавшись на верхней площадке лестницы, Пэрадайз увидела Энслэма, стоящего
внизу, на черно-белом мраморном полу, его одежда из магазина «Сакс» на Пятой Авеню и
туалетная вода от «Гуччи» демонстрировали его принадлежность к Глимере, наряду с
четкими, довольно-таки непримечательными чертами лица.
Была в нем какая-то... болезненная бледность, подумала Пэрадайз.
Она и представить себе не могла, откуда за ним пошла репутация мужчины, склонного
к агрессии по отношению к женщинам.
Когда под ней скрипнула ступенька, Энслэм обернулся.
– Привет, подруга, – произнес он. – Отлично выглядишь.
– Спасибо, ты тоже.
Когда она спустилась вниз, Энслэм раскрыл свои объятия, а Пэрадайз подошла к нему
и расцеловала в обе щеки.
– Слушай, извини, но я, правда, собиралась...
В кабинете отца раздался странный звук, и Пэрадайз, нахмурившись, посмотрела в ту
сторону. Что-то вроде скрипа или...
– Ты собиралась что-то сделать? – спросил Энслэм. – А что именно?
Пэрадайз сосредоточилась на госте.
– Так, ерунда. Я только... да что за шум?
Отвернувшись, она прошла вперед и заглянула в украшенную орнаментом арку,
ведущую в библиотеку...
– О, Господи!
Дворецкий ее отца, Федрика, и ее служанка Вучи лежали связанными по рукам и
ногам у стола, с кляпом во рту.
– Что, ради всего святого, случилось...
Налетев на нее со спины, Энслэм резко развернул Пэрадайз, и, сделав подсечку,
швырнув на пол лицом вниз. От шока и боли Пэрадайз моментально оглушило, а он, тем
временем, навалился ей на спину. Энслэм прижался своим лицом к ее, выглядя при этом
лишь немного раздраженным.
– Где фотография? Что ты, черт возьми, сделал с моей фотографией?
Пока Пэрадайз пыталась прийти в себя и вернуть контроль над руками и ногами,
Энслэм грубо прошелся по ее карманам.
– А, хорошая девочка. – Он положил снимок во внутренний карман своей замшевой
куртки. – Черт побери, Пэрадайз, почему именно ты ее обнаружила? Я не хочу поступать так
с девушкой вроде тебя. Это не входило в мои планы.
Сглотнув, она почувствовала кровь и поняла, что губа разбита.
– Тебе не... нужно делать этого...
Рывком поднявшись на ноги, Энслэм на мгновение исчез, а вернувшись, держал в
руках портфель от «Луи Вюиттон».
– Нет, я должен. Потому что ты пыталась передать это фото своему отцу, так ты
сказала Пэйтону. А ты же хорошая девочка, такая сознательная, что так просто не оставишь
это. Ты стала бы искать связь, и рано или поздно прокралась бы в кафетерий и обыскала мое
шмотье, потому что поняла бы, что кто-то из учебного центра потерял тот снимок в автобусе,
а затем вытащил его из твоей сумки. Кстати, отличная сумка. Обожаю «Балли». Хорошая
вещь.
Не замолкая ни на секунду, Энслэм вынул шприц.
– Видишь, я так предан своему делу, приходится все время таскать с собой кое-какие
принадлежности, и фотографии – самый лучший вариант, как думаешь? Просто фантастика,
чтобы оживить воспоминания. В любом случае, когда ты сложила бы дважды два, то нашла
бы в моей сумке еще больше снимков. А затем меня бы отымели, и, уверяю тебя, подставлять
свою задницу я не собираюсь.
Энслэм проверял, чтобы прозрачная жидкость заполнила тонкую иглу, а Пэрадайз
была на грани потери сознания, боль, шок и замешательство скрутили и запутали ее
нейронные пути, делая невозможным мыслительный процесс.
Но затем Пэрадайз вспомнила, чему научилась во время спаррингов: нужно собраться
с мыслями и не терять фокус. Собраться с мыслями и не терять фокус.
Хотя происходящее и не было тренировкой, именно к такой ситуации те уроки и
должны были ее подготовить.
Не занятие. Никто не спасет ее.
Внезапно голова заработала на полную: если Энслэм вколет ей что-бы-там-ни-было,
она может считать себя мертвой, поэтому у нее всего один шанс на побег.
Притворившись беспомощной, она тайком огляделась вокруг в поисках оружия, чего-
нибудь, ну хоть что-то, что она сможет использовать…
– Прими это за комплимент, – произнес Энслэм, посмотрев на нее сверху вниз. – Я
верю, что, в конце концов, ты бы вышла на меня, ведь ты чертовски умна для девушки…
Мощным рывком Пэрадайз вскочила на ноги и ударила Энслэма головой прямо в
лицо. Большего и не требовалось, она основательно приложила его: Энслэм взвыл от боли и
ярости и свалился на задницу, хватаясь за нос. Навалившись на него, Пэрадайз нанесла удар в
грудь и вырвала из его руки шприц. Затем, нажав на поршень, выплеснула наркотик и
отбросила шприц в сторону.
Все за считанные секунды.
Взревев, Энслэм ударил Пэрадайз по плечам, отшвырнув от себя. А затем так сильно
влепил кулаком в ее челюсть, что в голове зазвенело, а зрение затуманилось. Но Пэрадайз не
могла себе позволить ни секунды отдыха, поскольку Энслэм уже запрыгнул на нее. Сражаясь,
несмотря на боль и дезориентацию, Пэрадайз дотянулась до его яиц, и, схватив, выкручивала,
пока ублюдок не закричал и не рванулся в сторону.
Встав на ноги, она собралась пнуть его, но Энслэм, перехватив ее лодыжку, сбил с ног.
Они стали кататься по полу, и где-то на задворках разума Пэрадайз услышала слова
Бутча о том, что любая рукопашная схватка оканчивается на земле, это всего лишь вопрос