— В такое время года? — Я сомнительно посмотрела в окно.
— Это барбекю, — как нечто само собой разумеющееся, повторил папа. — Но мы всегда можем отказаться — только скажи.
— О, нет. Ни к чему менять планы из-за меня. — Я поспешила с ответом. Кого-кого, а видеть Адама хотелось меньше всего. — Уж лучше я погуляю одна.
Папа ухмыльнулся — понял все без слов.
— Я с друзьями еду в Бетал-Крик. Я уже говорила тебе в четверг.
— Не помню. — Поглощенная собственными переживаниями, я практически не интересовалась жизнью своей сестры, и сейчас чувствовала себя от этого, мягко говоря, нехорошо.
Не успела я огорчиться или обрадоваться грядущему одиночеству, я еще и сама не разобралась, как папа и сестра воскликнули в один голос:
— Но завтра мы свободны! — После этого заявления содержимое блюд на столе заметно уменьшилось.
Едва покончив с завтраком, Диана поспешила в свою комнату — за ней скоро должен был заехать Питер.
Папа помог убраться на кухне и только после этого отправился в свой кабинет — работа требует внимания даже в законный выходной.
Я не успела вовремя ретироваться и оказалась в полной власти мамы, не упустившей возможности "посекретничать", как она выразилась.
— Как дела у Нины? Я давно с ней не разговаривала.
— Как всегда — лучше всех. — Я поставила еще одну вытертую тарелку на место. — Кстати, раз уж ты спросила, вы с папой не будете против, если она приедет на Рождество?
— Против? — Искреннее удивление мамы порадовало. Нина всегда умела найти язык с родителями. Они относятся к ней, как еще к одной дочери и она отвечает им взаимностью, как оно ни странно. — Разумеется, нет. Она — член нашей семьи, мы говорили уже не раз.
— Вот и отлично.
— А как работа?
— В полном порядке.
— С Алексом так и не виделась? — Мама, наконец, задала свой главный вопрос.
— Ты же знаешь, что нет.
Отложив в сторону ставшее ненужным полотенце, я повернулась к маме, как раз выключившей воду.
— Мама, скажи только честно, ты обсуждала нас с доктором Вебером?
По тому, как преувеличенно долго она вытирала руки, а затем по-новому складывала салфетки, совершенно не нуждавшиеся в этом, ответ стал очевиден.
— Что он сказал? — Сердце замерло в ожидании ответа.
— Я не знаю, что произошло между вами в то воскресенье, да и Питер не стал откровенничать, может ты, просветишь меня? — Я отрицательно покачала головой. Мама огорченно вздохнула, но настаивать не стала. — Питер волнуется за Алекса. Он никогда не видел его таким подавленным. Подобно тебе, он не хочет разговаривать ни с кем, даже пытался уехать отсюда, но Аманде удалось переубедить его. — Первой реакцией от услышанных слов было желание сесть в машину, поехать к нему, но вдруг ясно поняла — я понятия не имела, где именно живут Веберы. — Между прочим, я и сама видела Алекса, когда он заезжал к отцу.
— Что? Почему ты раньше ничего не говорила? — Возмущению не было предела.
— Да ты видеть никого не хотела, не то что разговаривать с кем-нибудь! — Оправдывалась мама, намекая на полнейшее безразличие с моей стороны в эти дни.
— Как он? — Почему Саманта ничего мне не сказала?
— Бедный юноша, уж и не знаю, что ты с ним сделала, но он стал таким бледным, а теперь еще и синяки под глазами образовались.
— Ты уверена?
— О да. — Осуждающий взгляд задел за живое.
— Мама, а ты знаешь, где живут Веберы? — Прищурившись, она следила за каждым моим движением, но ничего спрашивать не стала, лишь кивнула в ответ.
Адрес не понадобился.
Уже тепло одетая и готовая к выходу, я почувствовала его приближение и в груди, как обычно, от его близости сердце учащенно забилось.
От стоял на крыльце прекрасный как всегда. Радость, плескавшаяся в его глазах, оказалась разбавленной неуверенностью и робостью в каждом движении и жесте.
Мы так и застыли на пороге, жадно всматриваясь друг в друга, и долго не могли произнести ни слова.
— Элизабет, закрой дверь. Простудишься, — проходя мимо, недовольно заявила мама, пока не заглянула за дверь. — Алекс! Как же я рада тебя видеть! Милая, ты зачем держишь его в дверях? — С упреком заявила мама, а обращаясь к Алексу, чуть ли не елейным голосом проговорила: — Пожалуйста, проходи.
Я отступила в сторону и пропустила гостя, закрыв за ни дверь.
— Миссис Стивенсон. — Вежливо поклонился вошедший с безупречной улыбкой на бледном лице.
— Как поживают твои родители? — Таким же вежливым голосом спросила мама.
— Спасибо, у них все отлично.
— Вот и славно. — Мамин взгляд попеременно скользил то по Алексу, то снова возвращался ко мне. — Я вас оставлю. — И удалилась в кабинет отца.
В холле снова воцарилось молчание.
Алекс снял кожаные перчатки и теребил их в руках. Он нервничает! Подобное открытие вселило немного уверенности. Конечно же, вампирам не чужды человеческие эмоции и переживания, просто некоторые из них они воспринимают более остро, а другие попросту игнорируют, например, жалость или сострадание.
— Я…
— Я…
Мы оба начали в один голос и снова замолчали, весело переглянувшись.
— Я не могу так больше! — Первым высказался Алекс.
— Я тоже.
— Жизнь без тебя — бессмысленна. — С каждым новым словом он подходил все ближе. Я слушала не перебивая.
— Оказывается теперь, кроме жажды крови мне жизненно необходимо видеть тебя, — В его глазах плескалось столько нежности, что я могла утонуть в ней, — чувствовать твое тепло, прикасаться к тебе, вдыхать аромат твоей кожи.
От нежного прикосновения его руки к щеке, ноги отказались повиноваться и, в буквальном смысле, подогнулись. Благо реакция у Алекса превосходная — он не дал моему безвольному телу распластаться на полу. Чувствовать через несколько слоев одежды стальные мускулы, огромная сила которых способна играючи поднять несколько тонн или разорвать врага на части, в данный момент оказалось самым желанным.
Прислонившись руками к плечам Вебера, прижавшись щекой к его железной груди, я безуспешно пыталась усмирить бешено бьющееся сердце, вдыхая только ему присущий запах, подобно бросившему курильщику, вдыхающему табачный дым от сигареты собеседника — кайф.
Руки Алекса крепко прижимали меня к себе.
Очень медленно я подняла лицо и заглянула в счастливые глаза Алекса, шумно вдыхающего запах моих волос.
Ну точно, мы похожи на заядлых курильщиков, только вместо сигаретного дыма, у нас был запах друг друга.
— Я люблю тебя, — почти одними губами, я, впервые, призналась ему в своих чувствах.
— Я люблю тебя.
Я знала об этом и без его признания, однако услышать слова собственными ушами, оказалось подобно дождю в период засухи, глотку воздуха в безвоздушном пространстве, и сейчас, если бы моя душа могла вырваться из тела то, наверняка, очутилась бы на вершине блаженства.
Ничего больше говорить не нужно — все важное произнесено, но вот от поцелуя, я бы не отказалась, но, увы, его не последовало.
— Ты куда-то собралась? — Не разжимая объятий, спросил Алекс.
— Уже нет, — радостно сообщила я, — не только ты можешь страдать.
Он улыбнулся своей фирменной полуулыбкой, той самой, которая могла оказаться всем, чем угодно, лукавым любопытством, насмешкой, обычной радостью или же цинизмом или даже снисхождением, той улыбкой, которая в любом случае сводила меня с ума и мешала разумно думать — это было ему прекрасно известно.
— Так значит — мы вместе? — Это был не вопрос, скорее констатация факта, не нуждающаяся в подтверждении, но я кивнула на всякий случай, и, немедленно, была вознаграждена поцелуем в волосы.
Отстранившись, Алекс внимательно оглядел одежду, одобрительно кивнув.
— Раз ты уже одета, позволь пригласить тебя на прогулку, — произнес Алекс, изысканным жестом предлагая надеть куртку.
— С радостью, только родителей предупрежу.
Место, куда привез меня Алекс, оказалось чудесным.
Небольшая прогалина, всего около ста квадратных метров, представляла собой что-то наподобие смотровой площадки. Невысокая скала преграждала путь небольшой речке, поэтому образовавшийся водопад с тремя порогами в высоту не превышал и шести метров. Однако вид с площадки на это естественное чудо природы, все равно оставался прекрасен.