Парадная дверь была все еще заперта, как он запер ее накануне вечером. Дэвид открыл ее и вышел на солнечный свет. Было уже тепло, чувствовалось лето. Дэвид ненавидел жару и, что еще хуже, влажность. Они слишком напоминали ему остров Мексикадо. Хуже палящего солнца может быть только постоянная парилка.
Дэвид по привычке направился к воротам, но потом вспомнил, что ему сейчас нельзя выходить в город. На земле сразу за воротами что-то лежало.
Две корзины.
Он взял обе корзины, предварительно заглянув в их содержимое: несколько мясных пирогов и буханка хлеба, и никакой записки, объясняющей, кто это прислал.
Стоя у ворот и думая об этих дарах, Дэвид вспомнил, как на острове Мексикадо вождя деревни отравили его любимой рыбой, подаренной кем-то неизвестным. С его стороны было очень самоуверенно и глупо съесть эту еду, или он не догадывался, как сильно его ненавидели рабы.
Здесь горожане всегда казались дружелюбными, и никто не был обязан своими доходами Сэндлтону или Пеннистану. Большую часть земли распродали много лет назад, дом сохраняли только потому, что здесь была очень хорошая рыбалка. Конечно, эта еда должна быть безопасной, ни у кого из деревенских жителей не возникнет у желания отравить их, чтобы избежать опасности заражения. У Англии и Мексикадо больше общего, чем может себе представить любой англичанин, но все-таки такого варварства в Англии нет.
— Щедрое подношение.
Все еще погруженный в сомнения, Дэвид не услышал, как подъехал Новинс. Сегодня он прибыл в легкой двуколке, запряженной одной лошадью. Он придержал лошадь и остановился по другую сторону ворот. Дэвид понял, зачем ему понадобилась повозка, когда увидел, что рядом с ним лежит несколько свертков.
— Да, кто-то очень добр, — сказал Дэвид.
Он открыл ворота, но сам остался за ними.
— Я заезжаю. — Новинс подстегнул лошадь и проехал в ворота. — Невозможно сказать, с какой болезнью мы боремся, не видя пациентов. Я договорился с врачом из Пеннфорда, он возьмет все вызовы на себя. А я буду выдерживать карантин в собственном доме, все равно я живу за пределами города. Своих слуг я на неделю отпустил.
— Вы хорошо все продумали, Новинс.
— Спасибо, милорд. Не желаете доехать со мной до дома? Эти свертки — для вас и мисс Кастеллано, милорд.
Присланы из Пеннфорда. Лорд Дэвид поставил корзины рядом со свертками и забрался на сиденье рядом с Новинсом.
— Посылки для нас? Я думал, что Кантуэлл вернется не раньше завтрашнего дня.
— Верно, сэр. — Новинс стегнул лошадь и пустил ее рысью. — Мистер Кантуэлл отправится в обратный путь сегодня. Герцог прислал с этими вещами паренька — слугу с конюшни. Поскольку сейчас полнолуние, ему предложили выехать ночью. Здесь и письма, их доставили меньше часа назад. Я подумал, что это может быть что-то срочное, поэтому я немедленно приехал.
Голова у Дэвида заболела еще сильнее. Что за срочность такая, что парню пришлось скакать ночью? Они подъехали к двери кухни, поэтому разговор прекратился. Дэвид помог Новинсу разгрузить коляску. В кухне врач снял шляпу и стал разбирать свертки, Дэвиду он вручил два письма и увесистую сумку вроде тех, какие носят почтовые курьеры, доставляющие корреспонденцию из Пеннфорда в Лондон. Дэвид принял все это и положил на ближайший стул.
— Новинс, задержитесь на минутку, скажите, кто прислал эти корзины?
Он поднял одну корзину и кивком указал на другую. На щеках Новинса выступил румянец, хотя Дэвид понятия не имел почему.
— Хлеб может быть от мисс Хорнер. Вторую корзину я не узнаю, но вроде бы в ней пироги с мясом.
— Да, они самые. Несомненно, кто-то проявил большую заботу.
Дэвид придал своему голосу слегка вопросительную интонацию.
— Да, люди здесь щедрые.
— Новинс, учитывая вашу профессию, вы должны знать правду. — Дэвид потер лоб. — Щедрость продолжается лишь до тех пор, пока люди не начинают бояться за собственную жизнь или за средства к существованию.
— Милорд, вы ошибаетесь. Некоторые люди одинаково эгоистичны, что в счастье, что в болезни. — Он положил руку на корзинку с хлебом. — А некоторые такие щедрые, что готовы поделиться с незнакомцами даже в ущерб себе. Те, кто готов рисковать собственной жизнью, чтобы позаботиться о других. Для меня это норма, у меня такая профессия, но поступками миссис Кантуэлл движет только ее преданность.
— Очень достойное качество. — В голосе лорда Дэвида слышались скептические нотки. — Я спрошу у миссис Кантуэлл, может ли она определить, кто прислал эти пироги.
— Очень хорошо, милорд.
Дэвид видел, что врач не понимает причин его озабоченности.
— Я знаю случай, когда человека отравили таким подарком. Поэтому стараюсь быть осторожным. Разве это не самый простой способ избавиться от всех, кто может быть зараженным?
— От всех, включая меня и миссис Кантуэлл? Как может тот, кто прислал эти пироги, гарантировать, что их будут есть только приезжие?
На это Дэвид мог только хмыкнуть.
Он задумался о том, что Гейбриел называл паранойей. Будучи человеком науки, его брат отметил, что Дэвид ведет себя таким образом всякий раз, когда болен или чувствует угрозу. В данном случае было и то, и другое — если считать головную боль болезнью.
— Милорд, ваше молчание позволяет мне надеяться, что я вас убедил. Оставляю вас с письмами, а я пойду навестить пациентов. С вашего разрешения, перед уходом я доложу вам, как дела. Наконец-то во время карантина я смогу прочитать книги, которые ждут прочтения, наверное, уже год.
Дэвид кивнул, недоумевая, почему перспектива недельного карантина вызывает у Новинса улыбку. Ему не хотелось говорить о своей головной боли, но он решил все-таки рассказать врачу перед уходом.
Дэвид не пошел с письмом из Пеннфорда в кабинет, а аккуратно распечатал его прямо в кухне. Лин не поставил на письме дату и писал небрежнее, чем обычно.
«Дэвид!
Святые угодники, брат, ты ухитрился собрать на своем пути все препятствия, какие только можно. Елена говорит, что письмо от Мии полно совершенно пустых заверений о том, что у тебя все благополучно и что все приличия соблюдены. Не буду тебе передавать, что сказала моя жена в ответ на эти сказочки.
Елена и я не сомневаемся в твоем благоразумии. К сожалению, Мия отличается способностью создавать сложности на каждом шагу. Остерегайся ее проказ, и возвращайтесь домой, как только будет позволено.
Если тебе нужно будет показаться другому врачу, дай мне знать.
Насколько я помню, в Сэндлтоне совершенно нет чтения для ума. Когда я рассказал Елене, какого рода книги хранятся в кабинете, она попросила передать тебе, чтобы ты даже близко не подпускал Мию к этой комнате.
На случай если тебе вдруг каким-то чудом наскучат эротические рисунки и анекдоты, прилагаю последний выпуск «Эдинбург ревью» и целую сумку с подробными материалами по фабрике Лонг-Бэнк-Милл, водяным колесам, паровым двигателям — это все отсюда, из твоих комнат. Думаю, все остальное у тебя с собой.
Они тебе могут понадобиться. Я приложил письмо от Томаса Себолда. Еще до этой последней задержки я понял, что он решил искать партнера среди своих сотоварищей в Манчестере».
Дэвид взял второе письмо, уже распечатанное и свернутое. Он развернул его и, выругавшись, бросил на стол — почерк был очень неразборчивый. Он дочитает письмо Лина, а потом найдет лупу и будет с ее помощью расшифровывать каракули Себолда.
«Я знаю, твое согласие сопровождать Мию к нам и есть причина самой последней задержки и выхода Себолда из проекта. Я даже не догадывался, что обещание Себолда так ненадежно, и прошу прощения за то, что наша просьба повредила твоему проекту. Хочу тебя заверить, что, поскольку сотрудничество попечителей весьма крепкое, герцогство Мерион поддержит твои усилия по поиску другого партнера для строительства хлопкопрядильной фабрики».