— Потому и привёз, голубушка, чтобы вас всех позабавить. Это письмо Софьи Голицыну в пору их ненасытной любви. До того писано, как он свою жёнушку по её желанию или согласию отрядил в монастырь. Там внизу датировано.
— Любовное, что ли, значит, там? Я люблю про любовь. Дайте — ка почитать, — испросил присутствующий при том деле Михейша, и уверенно протянул жадную до сенсаций руку.
— Как так можно сквернословить, — сердится бабка, — «люблю про любовь» — разве так можно выражаться!».
— Прочитать? Ха — ха! Не сможешь! Вот же, взяла мышь кота за шиворот, чего надумал! Ну!? Слепой музыкант чтецом заделался!? На худой дуде ты игрец — вот ты кто… — В сердцах высказывает полное недоверие Макарей Иванович: «Это тебе не газетка у мальчика — тут тайнопись. Тайн — но — пись! Никто ещё не смог прочитать. Триста лет лежало. Лежало себе и лежало. Были люди, да, брали с собой. Возвращали через неделю. Я тоже пытался — и, догадываешься? А то: полный ноль, без никакой пользы дела».
— А я прочитаю! И не такое разжёвывал, — уверенно резал Михейша. — А зачем привезли? Дайте, деда Макар, я прочту, уверяю… почти на девяносто уверяю.
— А если не прочтёшь, не в гневу будет сказано, а для смеха: тогда давай ты полезешь под стол и станешь кукарекать. Положим, подряд десять раз! Годится?
— Я не петух, — обиделся и одновременно зажёгся Михейша. — А сами — то станете кукарекать, если я прочту? Слабо на спор?
— Помечено! — заливается смехом Макарей.
Ну и молодёжь нынче уродилась!
Бабушка по инерции хихикнула тоже. Но засомневалась в надобности и правилах спора. Уж она — то хорошо знала тайные склонности и занятия своего внука. В самом деле: как бы не пришлось опрометчивому брату кукарекать!
— Если письмо в затейной литорее10, то плёвое дело, — манерно заявил Михейша, ничуть не струсив. — С тайнописью я, дедуль, знаком не понаслышке.
— Вот фанфан, а! Ну, фанфан! — засмеялся дед Макарей. Откинулся на спинку стула. — Молодость, молодость всё это. Отсюда бравада и шапкозакидательство!
Вспомнил об ушедшей его собственной студенческой юности, задрал ноги и выказал миру вязаные носки цвета испуганной зебры.
— Весной, почти лето, тёплые носки, полоски дурацкие как у половика, — отметил втихаря Михейша. Чухля домашняя.
— Что, заинтересовался рисунком? Это не простая вязка. Оренбургские ткачихи, они не только…
Какое! Не дослушав исключительной технологии вязки, и воспользовавшись неустойчивостью дедушкиной диспозиции, Михейша выхватил из его рук и конверт, и письмо.
— Эй — ей, ещё не договорили!
Какое там! Нелепой стрекозой, махая руками и выворачивая ноги в коленях — чтобы одолевать сразу по три ступеньки — начинающий сыщик взмыл на второй этаж и зарылся в своей комнатёнке.
Там вооружился лупой.
Для начала переписал текст более явно. Изобразил какие— то столбцы. В столбцах выставил значки и пересчитал каждый. Переписал ещё раз. Переписал второй.
В час ночи крикнул: «О»! В час тридцать: «Е»!
После того, как определилось ещё несколько основных гласных и согласных, дело было почти выполненным. Царевна использовала всего лишь слегка усложнённую «мудрую литорею».
Михейша положил на алтарь науки вечер, ночь и кусок утра.
С первыми петухами письмо было окончательно расшифровано. Кроме, разве что, четырёх слов с абсолютно непознаваемым, видно староцерковным смыслом. В библиях Михейша не силён. И упомянуто о каком — то Фуй — Шуе, которого царевна грозилась отобрать у сожителя, если он не будет приезжать с любовью и поцелуями по два раза на неделе.
— Кукареку! — крикнул для начала дворовый будильник. И вежливо: — Вставайте лю — у–у — ди, кох — кох — кох! Кому врача? А, может, палки?
Зашипел картонный Биг — Бен. Пришлось придавить его подушкой.
Михейша высунулся в окно и вгляделся в поднимающееся над дальними елями слабое зарево. — А не отдолбануть ли от бабкиной сигары кусман?
— Кукареку — у–у! — прозвучало опять с Федотова двора, ещё громче и нахальнее.
Обложили со всех сторон Михейшу идиотскими звуками!
— Не сплю я, — пискнул Михейша в окно.
— Кок — н–ду, кок — н–ду! — прямо под нос во французском переводе. Это действительно петух Фритьоффа — красно— синий с одной стороны и огненно — рыжий с другой — оседлал совместную с Полиевктовыми границу.
10
Элементарная тайнопись, часто используемая старообрядцами, основанная на основе замены согласных букв другими. «Мудрая литорея» — чуть более усложненная схема.