Я шел и шел сквозь дождь. Но вскоре меня нагнал грузовик. Я помахал, и шофер подвез меня часть пути, пока ему не надо было сворачивать в сторону. Тогда я слез и пошел опять. И наверное, было часа три, когда я подошел к дому.
Раньше, если бы мне пришлось стучаться в дверь мистера Томпсона в такое время, я чувствовал бы себя последним негодяем, да и не позволял я себе такого никогда. Но теперь у меня нутро горело от любви к моей девушке, и мне было на все наплевать. Я несколько раз позвонил. Наконец он спустился, открыл дверь и стоял в коридоре, бедняга, бледный от сна, в смятой пижаме.
— Что с тобой случилось? — спросил он. — Мы с женой так беспокоились. Мы боялись, вдруг тебя сбила машина или еще что. Мы вернулись домой и увидели, что никого нет, а ужин не тронут.
— Я ходил в кино.
— Какое кино? — он просто вытаращил на меня глаза. — Кино кончилось в десять часов.
— Знаю, — ответил я. — Гулял я. Извините. Спокойной ночи.
И я поднялся по лестнице к себе в комнату. Старикан, что-то бормоча, начал запирать двери. Было слышно, как из спальни крикнула миссис Томпсон:
— Что такое? Это он? Вернулся?
Я заставил их поволноваться. Надо было бы пройти туда и извиниться, но я не мог, у меня это сейчас не получилось бы. Поэтому я закрыл дверь, разделся и лег в постель. И в темноте казалось, что моя девушка здесь, со мной.
Утром мистер и миссис Томпсон были не очень-то разговорчивы и старались на меня не смотреть. Миссис Томпсон, не говоря ни слова, поставила передо мной тарелку с копченой рыбой, а муж не отрывал глаз от газеты.
Я съел завтрак, а потом спросил:
— Надеюсь, вы хорошо скоротали вечерок в Хайгейте?
Миссис Томпсон нехотя ответила:
— Спасибо, неплохо. Мы вернулись домой часов в десять, — слегка фыркнув, она налила мужу вторую чашку чая.
Так мы и продолжали молча сидеть, и никто не говорил ни слова, а потом миссис Томпсон спросила:
— Ты вернешься к ужину?
— Не думаю. У меня встреча с приятелем, — ответил я и заметил, как старикан глядит на меня поверх очков.
— Если думаешь, что вернешься поздно, возьми ключ, — сказал он и опять углубился в газету. Сразу можно было понять, как они разобижены тем, что я не рассказал им, где был.
Я отправился на работу, и в гараже у нас было полно дел. В другое время это бы меня только обрадовало. Я даже любил оставаться работать сверхурочно. Но в тот день я хотел уйти до закрытия магазинов, потому что мне пришла в голову одна мысль и ни о чем другом я думать уже не мог. Было где-то около половины пятого, когда пришел хозяин и сказал:
— Я обещал доктору, что его «Остин» будет готов сегодня вечером. Я сказал ему, что к половине восьмого ты его закончишь. О'кей?
У меня упало сердце. Для того, чтобы успеть сделать, что я задумал, мне надо было уйти с работы пораньше. Но потом меня осенило, что если хозяин отпустит меня сейчас, я смотаюсь до закрытия в магазин, а вернувшись, закончу ремонт «Остина». И я сказал:
— Ладно, я поработаю сверхурочно, но сейчас, если вы никуда не уйдете, я на полчасика улизну. Мне надо кое-что купить до закрытия магазинов.
Он ответил, что ему это подходит, а я снял комбинезон, помылся, надел костюм и отправился к магазинам у Хейверсток Хилл. Я знал там один, который мне и был нужен. Это была ювелирная лавка, куда мистер Томпсон обычно относил в починку свои часы. И торговали здесь не дребеденью, а хорошим товаром, добротными серебряными рамками, столовыми приборами и прочим.
И, конечно, там были кольца и всякие затейливые браслеты, но мне они не нравились. Все продавщицы в войсковых лавках носили такие браслеты с брелоками, они уж глаза намозолили. Я стоял и стоял, рассматривая витрину, пока, наконец, не увидел что-то в дальнем правом углу.
Это была брошка. Совсем малюсенькая, не больше ногтя, но с красивым голубым камнем и на булавке. А сделана она была в виде сердечка. И что мне в ней особенно понравилось, так это форма. Я сперва полюбовался брошкой. Цены на ней не было, значит, не дешевка. Я вошел в магазин и попросил ее показать. Ювелир достал брошку, потер и начал поворачивать то так, то эдак. А я уже видел, как будет красиво, когда моя девушка приколет ее к платью или джемперу. Я знал, это было то, что надо.
— Беру, — сказал я и спросил цену.
Когда ювелир назвал сумму, я чуть не поперхнулся, но вытащил бумажник и отсчитал купюры. Он положил сердечко в коробочку, аккуратно прикрыл ватой, упаковал, завязал красивую ленточку и дал мне. Я понимал, что теперь придется просить аванс у хозяина, но он был хороший малый и не отказал бы мне.