— Из всей моей тирады ты услышал только это?!
— Я твой мужчина? — проигнорировав мою реплику, начал он опять.
— Разве не этого ты хочешь? — тихо спросила у него.
— Ты меня в могилу отправишь с такими заявлениями, Миренок. Буквально пару часов назад, с пеной у рта, доказывала, что быть нам только друзьями. А сейчас… Я счастлив, господи, как же я счастлив. Обещай мне, что завтра с утра, ты не передумаешь? Обещай, что будешь верна своему слову, которые сказала сейчас? Я твой мужчина был и всегда буду. И я уже делаю тебя счастливой! Слышишь? Я готов переплыть океаны, но только если на берегу будешь ты ждать меня!
— Назар, но если еще раз… Поверь, я сравняю твое тело с землей и никто меня не остановит.
— Никогда, Эмира. Больше никогда…
— Мы увидимся завтра? — воодушевленно спрашивает Назар, но в ответ слышит:
— Нет. До аукциона у меня слишком мало времени, но так много дел.
— Это ты мне уже так изощренно мстишь за что — то?
— На самом деле серьезно. Тем более ты же помнишь про наш спор?
— Конечно, помню. Но мое желание ты мне уже подарила.
Неожиданно услышала хныканье Егора, что для меня было полным шоком. Егор с первых дней жизни всегда спал хорошо, но только не тогда, когда его что — то беспокоило. Мое материнское сердце замерло, а ноги подскочили к кровати сына, попутно прощаясь с Назаром.
— Прости, у меня Егор. До завтра!
Сын хныкает, но не плачет. Мой сын… Аккуратно беру его на руки, убаюкивая. Через пару минут сын уже мирно сопит. Но на всякий случай измеряю температуру, которая показывает, что все в норме. Кладу обратно в кроватку и больше часа наблюдаю за его сном, не отходя от Егора даже на сантиметр. Скорее всего приснился плохой сон. Чувство облегчение окутало меня…
Мой сын… Помню, как будто это произошло буквально вчера, когда взяла его на руки. Вздохнула запах сына, который пах карамелькой. Да — да, обычно говорят парным молоком, но для меня карамелькой. Такой сладкой, что аж хочется укусить. Никому не отдам. А когда он впервые сказал «мама»? Я расплакалась, прося его еще раз повторить. Материнскую любовь ничем не измерить. И мне действительно жаль тех людей, которые отказываются от своего счастья.
И сейчас понимаю, что я могу быть счастлива не только, как мама, но и как женщина. Как же я давно не ощущала себя такой… Всегда было какое — то «но», которое так и не могло позволить мне вдохнуть полной грудью. А теперь… У меня крылья есть. Я опять чувствую то, что уже думала никогда не смогу прочувствовать…
И в чем суть? В чем суть этой любви? Кто — то точно задастся этим вопросом.
В том, чтобы поворачиваться спиной и знать, что там тебе не крутят дулю, не показывают язык, не передразнивают твои интонации, не достают скомканную бумажку с чьим — то номером и не закидывают ее ноги себе на плечи.
В чем соль? В чем прикол этого всего?
В том, чтобы запускать руку ему в волосы и чувствовать, что там в его черепной коробке только ты, и хватит уже бояться, маленькая, иди сюда, целуй как в последний раз, царапай, кричи.
А какой смысл в этом?
Смысл в том, что нет времени на истерики — надышаться бы друг другом и вашим общим. В том, что с каждым новым днем мы будем любить друг друга еще сильнее.
И что вы этим хотите доказать?
Что любовь есть. В том, что вдвоем легче, ярче, лучше. Замысел в счастье, которое мы будем дарить не только себе, но и своим детям, внукам.
С такими мыслями добралась до кухни, желая заварить себе чай. Прислушиваюсь к каждому шороху, доносящегося из радио — няни, ведь опустить тот момент так и не смогла.
«А как отнесется Назар, когда узнает, что ты скрыла от него рождение сына?» — удар по мозгам. Открываю бутылку и вместе с ней скатываюсь по стенке.
Долго пробыла счастливой, Эмира?
— Ну и что ты свои сопли по всему полу размазала? — рассерженно спрашивает Лев, заходя на кухню.
— Ничего.
Совсем не по — женски вытерла рукавом слезы с щек и поднялась на ноги, немного покачнувшись. Время начало третьего. Бутылка опустошена, но не все слезы выплаканы.
— ОЙ, вот кому ты пиздишь, а? Ты бы еще Марату в таком состоянии ляпнула. Он не посмотрел бы на то, что ты сама мать и отшлепал по заднице за вранье. А потом морду пошел бить обидчику, не смотря на свой фейс, — усмехнулся Лев. — А с тебя кажется уже хватит, — приближается, забирая бутылку и его выражение лица, словно он только что дракона увидел, удивляет.
— И чему ты так удивляешься — ик?
— Мать, ты че в одно лицо всю бутылку вылакала? Ты вообще как? Жива? Или может уже стоит отвести в больницу прокапаться?
— Вот знаешь, даже когда в моем организме плещется бутылка вина, твои шутки все равно дебильные, — фыркаю и отхожу к холодильнику, доставая макароны по — флотски. Война войной, а «еда» по расписанию.