– Правда? – не верит, думает, что я просто стараюсь быть вежливой.
– Серьезно. Помнишь тот проект для цветочной компании? Маки получились отличными, очень… мммм… живыми, пробуждающими. Для спальни самое то.
– А какого цвета стены в твоей спальне? – и снова эти вопросы! «Ничего такого важного», а я чувствую, как она засовывает руку мне в трусы.
– Ну, они светлые. У меня во всей квартире светлые стены и темная мебель.
– Светлые… – почти улыбается и делает глоток. Меня охватывает чувство дежа вю.
– Послушай, я такая, какая есть. Честно. Не хочу это анализировать. И не хочу, чтобы кто-то делал это за меня. Я хорошо отношусь к тебе. Ты отличный художник – даже не пойму, что ты у нас забыла, – улыбаюсь, улыбаюсь, улыбаюсь. – И я уверена, что ты хороший человек. За тебя говорят твои работы, твои картины. Но…
– Знаешь, моя мама умерла, когда мне не было и шести лет. Я рано вышла замуж. По любви. Но взамен получила только два шрама на груди и аборт.
Я молчу, я не знаю, что сказать. «Мне очень жаль?» «Какой ужас?» «Бедная моя девочка?» Зачем она хочет, чтобы я знала это, когда я даже не хочу называть ей цвет стен в моей квартире?
– Зачем ты меня позвала сюда?
– Я, кажется, влюбилась в тебя.
И весь оставшийся вечер мы обе делаем вид, как будто она никогда не произносила этого вслух.
Домой я вернулась поздно. Не раздеваясь я упала на кровать и уставилась в зеркальный потолок. Я рассматривала складки своей одежды, но видела, на самом деле, лишь то, что скрывается под ними. Разве можно полюбить это?
__________
Беспощадное утро. Оно наступает несмотря ни на что. Медленно приоткрываю веки и отползаю. Когда зеркало и шкаф обрели четкость, я замечаю полосу крови на простыне. Осматриваю ноги, затем руки, живот, грудь… Откуда? Иду в ванну. Поворачиваюсь спиной к зеркалу. Вот она. Полоса с запекшейся кровью в 10 мм над резинкой трусов. Не хочу видеть, что выше. Трогаю – больно. Больно и когда пью кофе. И когда одеваюсь. На улице ждет машина. На улице совсем тепло. Разгар мая. Последний весенний месяц окончательно раздел горожан. Под их одеждой оказалась лишь белая кожа, а под моей… одна сплошная кроваво-синяя боль.
В душ образовалась длинная очередь. Я пятнадцатая, и то только потому, что Мария заняла мне место. Чины стали не важны. Все – члены одной команды. Люди, только что хватающие друг друга за все возможные места, не хотят, однако, теперь видеть то, что удалось нащупать их пальцам. Игра закончилась. А потому две ванные комнаты определены как мужская и женская. И несмотря на то, что в каждой комнате по три душа, мужчины и женщины заходят в комнаты по одному. Но мне даже на руку такое торжество пуританства. Мое тело болит и, кажется, кое-где даже сломалось. Мне плохо удавалось скрывать свои чувства, когда кто-то хватал меня за руки и за ноги, подталкивал в спину и обнимал за плечи. Каждое прикосновение – боль. Она разливалась по всему организму, и вместе с ней в кровь выплескивались вещества ее притупляющие. На моем лице одновременно отражались страдание и опиатное блаженство – верные спутники неразделенной любви. Пол-офиса теперь думает, что я в них втрескалась по уши. Никто из них никогда не видел моих чувств. Сидя в кожаных креслах офиса, контролировать эмоции гораздо легче.
Вот, например, Юрий. В одном из заданий нам нужно было вместе протиснуться между плотно прижатыми друг к другу стенами. Он раздвинул их руками, и мы оба вошли в освободившееся пространство. Он уперся спиной в одну стену, я – в другую. Преодолевая давление стен, мы семенили ногами и постепенно продвигались к свету в противоположной стороне созданного нами коридора. Где-то на середине пути Юрий наступил за развязавшийся шнурок своих кед. Он ослабил давление на стены всего на миг, но этого хватило, чтобы они тут же сомкнулись, громко чавкнув. От их удара я враз ощутила каждый синяк на своем теле, каждую ссадину, каждый порез и его глубину. Я подавила истерику улыбкой. Я улыбалась, а моя рука была плотна прижата к его яйцам. Что он мог подумать? И вот теперь он стоит в очереди в душ и улыбается, глядя на меня. А мне все равно придется возвращаться в город с ним, потому что выбраться с этого лесного полигона можно только на машине. Потому что Леонид отобрал мобильники, и я не могу вызвать такси. Потому что я не могу ночевать в одном номере с секретарем босса Эллой. Мне нужно сбежать, даже если это грозит увольнением.
Его машина долго стояла на солнце, и духота плотнее прижимала мои джинсы и рукава к коже. На Юрии были поло и шорты. Он что-то говорил. Кажется комплименты. Что-то о других сотрудниках. И я все ждала. Когда же он задаст вопрос? Когда же он засунет руку мне под кофту?