– У моей бабушки юбилей. 80 лет. Представляешь? Сегодня вечером у нас ужин в кругу семьи. Не могу пропустить. Ну а ты? Почему не осталась? – смотрит на меня, хотя должен на дорогу.
– У меня встреча. С человеком, – придумываю я на ходу, а он смотрит еще пристальнее. Дорога, водитель, дорога! – Я не могла отменить. Он очень важен для меня. Точнее, она. Встреча. Очень.
Я уже вся покрылась испариной, хотя кондиционер пашет во всю. Но эти длинные рукава, эти джинсы по щиколотку!
– Кхм, парень? – и он наконец-то смотрит на дорогу. – Так и знал, что у Мари ни единого шанса!
Какого…?!
– Ну хоть ставка сыграла.
Вместо вопроса я втыкаю в него взгляд.
– Ну да! С каждого по сотне. Это выходит… ээээ… – он усердно подсчитывает, а мне хочется выбить разом все его 32 белых зуба.
– Ты, кстати, знаешь, что у Люды с Игорем свадьба 8 июня? – Юрий внезапно меняет тему.
– Нет. А что, они хотели меня пригласить?
Он очень внимательно смотрит на меня – я не выдерживаю и рукой поворачиваю его лицо по направлению к дороге. Правый уголок его губ чуть ползет вверх: «Забавно, что ты вообще знаешь, кто это такие». И он продолжает: «Знаешь, я тоже такой. Ну, закрытый что ли, – я знаю год рождения твоей бабушки, какая уж тут закрытость? – Мы еще делали ставки на то, какого именно светлого цвета у тебя стены в квартире. Мария была уверена, что белого».
О, любящая, зачем ты так со мной?
– Здесь направо, – и я надеюсь, что тема закроется сама собой.
Он поворачивает, и мы уже в 5 км от моего дома. Он скоро узнает, где я живу. Разве этого недостаточно?
– Знаешь, на самом деле у меня было преимущество, – я уже не удивляюсь и не задаю вопросов, а только жду, когда это насилие закончится. – Я видел твоего парня. Видел, как вы встречаетесь на трамвайной остановке. Я не сразу понял: он тебя лишь однажды взял за локоть, когда ты поскользнулась на ступеньке. Но этого было достаточно. Так что я знал. Надеюсь, ты меня не выдашь? – от его зубов отражается солнце, и оно меня слепит.
И еще 4 км молчания. Громкого, такого громкого, что у меня вот-вот лопнут барабанные перепонки.
– Здесь останови.
Он зачем-то глушит мотор, и тишина становится просто нестерпимой.
– А на какой цвет ты ставил?
– Желтый.
– Фисташковый.
И я выхожу из машины даже не хлопнув дверью.
Я дома. По пути в ванну сбрасываю одежду. Как листья капусты. Перед зеркалом я стою голая. Цвет моей кожи практически синий. Синий с красным – там где синяки и ссадины еще свежие. Все мое тело болит. И эта постоянная боль, которую я чувствую, когда сажусь в кресло или ложусь в постель, позволяет мне не забывать, что я еще жива. Что где-то внутри меня бьется сердце. И оно бьется сильнее, когда он сжимает мои руки и бедра. Когда режет ножом кожу. Когда сдавливает щиколотки. Я чувствую, как жизнь разливается по мне, когда он бьет меня ладонями наотмашь. Сильно, как только может. И после одновременного оргазма, он смазывает мои раны водкой и прикладывает лед к кровоподтекам. И я чувствую, как будто весь мир становится передо мной на колени, смиренный и покорный. Перед тем как мы засыпаем, я шепчу ему на ухо: «Поцелуй меня, когда проснешься». И он целует. Целует мои пересохшие губы, проводит по ним языком. А я не помню этого. Каждое утро. Не помню ласки и нежности. Не хочу помнить. Все, что у меня остается, эта боль. Напоминание о том, что ночью я дышала жадно и жила в ожидании каждого следующего мгновения.
Я выхожу из ванны сухая и все еще голая. Он только что разулся. Оторвал взгляд от ботинок и смотрит на меня. На мое красно-синее тело в лучах заходящего солнца.
– О боже, что они с тобой сделали? – улыбается, обнажая зубы. Подходит и тычет своим длинным пальцем куда-то под грудь. – Это точно не моих рук дело.
– Что ты здесь делаешь?
– Я звонил тебе на мобильник, а ты не брала трубку. Мне нужно где-то перекантоваться, пока полы в квартире перестилают. Ты ведь должна была только завтра вечером вернуться, кажется?
– Мой телефон в лесу остался. А я сбежала. Оттуда.
– В смысле, ты его потеряла?
– Босс отобрал. Чтобы не отвлекаться от корпоративного единения.
Он смеется. И я пытаюсь вспомнить, смеялся ли он при мне раньше? Я смотрю очень внимательно в его синие глаза. На его взъерошенные волосы. На родинку на щеке. Я видела ее раньше?
– Тебе ведь все это противно, да? Я больна. Я очень больна. И мне нужна помощь. Зачем ты делаешь все это?