После очередной неудачной попытки подняться она со стоном опустила голову на подушку. Хорошо еще, что стонать в состоянии. А говорить? Мила откашлялась, чтобы прочистить горло, и попыталась вымолвить хоть слово. Но язык словно гиря, которую не сдвинуть с места. Значит, говорить она тоже не в состоянии. Это еще одно доказательство: Мила просто спит. Вот и хорошо, а то она уже паниковать начала… Хотя что ж тут хорошего, если ее сон так подозрительно смахивает на явь? О, боже, неужели она попала в аварию!
Мила почувствовала, как закружилась голова. А если теперь она калека! Нет, только не это! Ее охватил такой ужас, что в глазах потемнело, и она мгновенно провалилась в глубокий омут беспамятства…
Очнулась внезапно, как от толчка, и сердце от ужаса сжалось в комок: сон-явь продолжался. Она шевельнулась и поняла, что может двигаться. Осторожно села в кровати, спустив ноги на дощатый пол, и закрыла глаза, ожидая, пока пройдет головокружение.
«Вот сейчас я снова усну и проснусь в своей огромной роскошной кровати с шелковыми простынями, в своей великолепной квартире в самом центре столицы…» – пыталась она уцепиться за последнюю надежду.
«Или не проснешься», – подсказал ошарашенный ум, не менее хозяйки пораженный увиденным.
«Может, без намеков обойдемся?» – вяло думала Мила, а страх уже хозяйничал в душе, рисуя картины одну страшнее другой.
«Обойдешься-обойдешься, – пустился в рассуждения ум. – Наломала дров, а теперь в кусты? Отвечать – кто будет?»
«Какие еще кусты?! – возмутилась Мила. – Давай думай, что теперь делать? Сон это или что – можешь мне ответить?»
«Или что!»
«Это как же понимать?»
«Да как хочешь, так и понимай. Каков вопрос – таков ответ».
«Ты меня с ума сведешь своими дурацкими выходками».
«А чего тебя сводить-то? Ты и так сумасшедшая».
«Заткнись, наконец!»
«Я-то заткнусь, а вот что будешь делать ты?» – не унимался ум.
«Уж как-нибудь обойдусь без твоего ехидства».
«Ну-ну! Никак, на подсознание надеешься?» – ревниво поинтересовался он.
«Надеюсь! А теперь умолкни, без тебя обойдусь».
«Да ты уже давно без меня обходишься: зачем дуре ум-то?»
Нет, этот паршивец своей самоуверенностью и пренебрежительно-снисходительным отношением к ней когда-нибудь точно ее доконает. Мила открыла глаза и, осознав, что для подъема сил пока недостаточно, снова прилегла.
Вдруг она услышала, как кто-то вошел в соседнюю комнату, осторожно, словно крадучись, приблизился к двери и теперь стоял за ней, словно прислушиваясь. Мила затаила дыхание от леденящей душу мысли: да это же они, ее похитители! Она замерла от ужаса, боясь шевельнуться.
Неожиданно дверь медленно и бесшумно начала открываться. В следующее мгновение Мила уже лежала, с головой укрытая одеялом, и представляла, как ее бедное сердце превращается в маленькую песчинку и исчезает. Вот бы и ей отсюда исчезнуть!
Между тем некто постоял в проеме двери, тяжело дыша, и Мила услышала удаляющиеся от двери шаркающие шаги. Она перевела дух. И чего так пугаться, ведь это лишь сон. Страшный, конечно, но ведь и она, Мила Миланская, известная стерва и дебоширка, просто так, без боя, тоже не собирается сдаваться… наверное.
Из-за приоткрытой двери раздались приглушенные голоса, и Мила, осторожно высунув голову из-под одеяла, прислушалась, интуитивно понимая, что ей нужна хоть какая-то информация, которая может пролить свет на происходящее. Она немного расслабилась, надеясь, что ситуация немедленно прояснится, но лучше все же проснуться. Однако щипать себя не стала, так как измученное болью тело и так ныло не переставая.
Тем временем неизвестные в соседней комнате тихо переговаривались, не предпринимая попыток войти в комнату. Вытянув, как гусыня, шею и навострив уши, Мила старалась не пропустить ни слова.
– Алешенька, голубчик, садись вот тут, за стол, я тебя пирогом угощу. Люсенькиным, любимым, – журчал ручейком ласковый женский голос.