— Иди к остальным. Иди!
Я переборщила с толчком, и она упала, но я все равно двинулась к лежащему на полу вампиру. Мне нужно было изъять оставшейся в его руке пистолет.
Я подкралась к нему с оружием в обеих руках, на тот случай, если он шевельнется, и мне снова придется выстрелить, затем выбила ногой оружие у него из руки — он никак не отреагировал. Его глаза были широко раскрыты, слепо уставившись «в никуда», как у того офицера на лестнице. Вампир мог быть и окончательно мертв, но… я засадила вторую пулю рядом с отверстием в его голове и еще одну — чуть ниже дыры у него в груди. Я могла бы изрешетить его насквозь, проделав огромную дыру в его груди до самого пола. Но прямо сейчас Смит или Зебровски нуждались в помощи, и было бы не очень хорошо подстрелить копов этажом ниже. Пули не всегда застревают в полу и стенах. Мне требовался мой вампирский набор, который остался в машине.
—Ты расстреляла детей! — закричал на меня Смит.
Я не хотела отвлекаться, от тех вампиров, у которых головы и грудные клетки были все еще целы, поэтому нагнулась, схватила мертвого вампира за шиворот джинсовой куртки и оттащила его к другим мертвым плохим парням. Смит пошел следом за мной, все еще пытаясь затеять ссору, или что-то в этом роде. Я позволила мужчине упасть рядом с телами двух подростков. Теперь можно было уследить за всеми. Если кто-нибудь из них шелохнется, то смогу выстрелить в них еще раз.
Смит даже толкнул меня плечом, оттесняя немного назад.
— Ты, черт возьми их застрелила! Застрелила детей!
Я взглянула на него, но он уже опустился на колени возле подростков и отодвинул губы у первого мальчишки, обнажив клыки.
— Ты знала, что они были вампирами, — пробормотал Смит.
— Да.
Весь гнев тут же иссяк, сменившись смущением.
— Они накинулись на нас у двери. Они швырнули Пэрри об стену.
— Насколько тяжело его ранили? — спросила я, поднимаясь от кучи мертвых.
— Плечо и рука могут быть сломаны.
— Иди к своему напарнику, Смит, — сказала я.
Он кивнул и ушел. Зебровски присоединился ко мне, его пистолет по-прежнему был направлен на стоящих на коленях не совершеннолетних подростков, затем наклонился ко мне и прошептал:
— Однажды ты сказала мне, что когда врубаешь свою некромантию на полную катушку, тебе не всегда удается распознать вампира от слуги находящихся в одном помещении.
— Да, — согласилась я.
— Ты не знала, что они были вампирами, когда стреляла в них, — тихо проговорил он.
— Нет, — ответила я.
— Стала бы ты проверять клыки, как это только что сделал Смит?
— Нет, я поняла, что они были вампирами.
— Как? — спросил он.
— Посмотри на раны, — сказала я.
Он посмотрел и сказал:
— И что?
— Кровь другая, — пояснила я.
— По мне так такая же, — ответил он.
— Она слишком густая. Человеческая кровь немного более водянистая, даже кровь из сердца.
Его глаза метнулись ко мне, затем тут же вернулись к наблюдению за нашими пленниками.
— Знаешь Анита, одно то, что ты знаешь это уже охренеть как жутко.
Я пожала плечами.
— Если бы ты был впереди, стал бы колебаться, думая, что подростки были людьми? — спросила я.
— Все может быть; они немногим старше, моего старшего, — признал он.
— Тогда хорошо, что я была первой, — констатировала я.
Он посмотрел на мертвых детей.
— Угу, — отозвался он, но не так, как если бы был в этом уверен.
Я отошла от него, приближаясь к нашим заключенным, во-первых, чтобы помочь лучше присмотреть за ними, а во-вторых, чтобы прекратить дебаты с Зебровски о своем решении стрелять в вампиров, когда думала, что они подростки из плоти и крови. Я не сожалела о своем выборе в ту долю секунды между жизнью и смертью, но крошечная часть меня задавалась вопросом, как я могла согласиться с подобным решением. Меня беспокоило, что мне было все равно, когда я стреляла в двух подростков, на вид не старше пятнадцати. Это не беспокоило меня, когда я смотрела на стоящие на коленях фигуры, и без сомнения знала, что если еще хоть один вампир предпримет попытку нападения — я убью его, независимо от его возраста, расы, пола и религиозной принадлежности. Я была убийцей, и убивала всех. Я позволила им увидеть это на моем лице, в моих глазах, наблюдая, как страх просачивается сквозь жестокость на их лицах. Одна из женщин начала тихо всхлипывать. Как это понимать, что монстры настолько бояться тебя, что ты заставляешь их плакать? Возможно, это зависело от все еще наставленного на них ствола или же я просто хорошо выполняла свою работу. Глядя на двадцать или около того испуганных лиц, уставившихся на меня, я чувствовала, что они бояться меня, но знала, что если они на нас нападут, я убью их. Они должны бояться — меня.