Я так не думала, и начала было говорить, что это именно мои мужчины сделали наши отношения возможными, идя мне на уступки, но, задумавшись на секунду, я вдруг поняла, что где-то на этой извилистой дорожке я и сама научилась принимать компромиссные решения. Быть успешной парой — это научиться понимать, чем ты готов пожертвовать, а на что ни за что не пойдешь; научиться уступать в нужный момент и стоять на своем, когда это необходимо; понять, что действительно важно, чтобы бороться за это, а что — для вас лишнее. Вы узнаете друг о друге все самое важное, все слабые места и болевые точки. Любовь заставляет вас изучить все ловушки и как от них можно избавиться, или обойти их.
— Возможно, — сказала я, — но сейчас нам надо работать. — Я похлопала его по плечу и ушла.
Мой телефон зазвонил саундтреком к мультфильму Чарли Браун[14], установленным на Зебровски. Он понятия не имел, что у меня стоял на него отдельный звонок, и спроси он у меня, я никогда не призналась бы в этом, потому что он был как поросенок, а его машина была хуже Свинарника в комиксе.
— Да, Зебровски, уже иду.
— Анита, они не говорят. И требуют адвоката.
— Они не могут требовать адвоката, — ответила я. — Они признали перед остальными полицейскими помимо меня, что наблюдали за убийством офицеров, и это делает их столь же виноватыми перед лицом закона, как учинившие кровавую расправу вампы. К убившим людей вампирам, смертная казнь применяется автоматом.
— «Кровавая расправа», как живописно, — протянул он, — но ты права. Они, кажется, не в курсе, что их права в соответствии с законом теперь отличаются от прав людей. Если бы это было просто похищение девочки, у них мог бы быть шанс на защиту.
— Но адвокат по делу об убийстве не предоставляется, — добавила я.
— Нет, — согласился он. — Но об этом я не упоминал. Если до них дойдет, что их просто казнят, то...
Он не договорил.
Я закончила за него:
— Им нечего будет терять, и они станут сопротивляться. Так бы поступила я на их месте.
— Знаю, — сказал он.
— А ты? — спросила я.
Он помолчал с минуту.
— Не знаю.
— Позволить кому-то убить себя куда труднее, чем это может прозвучать на самом деле, если у тебя есть другой выбор, — сказала я.
— Возможно, — произнес он, и его голос был вдумчивым, слишком серьезным для него.
— Что? — спросила я.
— Ничего.
— Я же слышу по твоему голосу, что что-то не так, Зебровски. В чем дело?
Он засмеялся, внезапно снова став собой, но следующие слова были не его.
— Просто я подумал, надеюсь, что ты никогда не закончишь по ту сторону закона.
— Ты хочешь сказать, что меня рассматривали бы, как плохого человека? — спросила я, и к тому же, это меня очень задело и разозлило.
— Нет, и ты — хороший коп.
— Спасибо конечно, но здесь ты должен добавить «но».
— Но ты действуешь как плохой парень, когда загнана в угол. Просто не хотелось бы мне увидеть, что случиться, если ты почувствуешь, что у тебя нет выбора.
Мы молчали в телефон, слушая дыхание друг друга.
— Ты думал об этом, — сказала я.
— Эй. — Я так и видела, как он пожал плечами, и каким неловким был этот жест из-за его мешковатого костюма. — Я — коп; это значит, что я умею правильно оценивать ситуацию. Я бы тоже не хотел оказаться по ту сторону от Дольфа.
— Мне уже начинать лопаться от гордости за такую компанию?
— В нем за два метра роста, в противовес твоим метр шестидесяти, он бывший капитан футбольной команды в колледже и силовик, поддерживающий себя в форме. Ты — девушка. Да, ты должна быть польщена.
Подумав об этом пару секунд, я согласилась:
— О'кей.
— Почему мне кажется, что я должен извиниться? Эта тишина подозрительно смахивает на ту, когда замолкает Кейти — знаешь, такая особая, женская тишина.
— Не знаю, с чего тебе извиняться за правду?
— Ну, даже не знаю. Но когда Кейти начинает говорить таким тоном, как сейчас ты, я на все сто процентов понимаю, что мне грозит немилость.
— Зебровски, определись уже — ты не можешь сначала сравнивать меня с Дольфом, а потом — со своей женой.
— Ты мой напарник, и ты — женщина; так что все правильно.
Я подумала еще с минуту, а затем сказала:
— О'кей.
— Вот теперь — это то «о'кей», которое действительно означает это слово, а не то «о'кей», которое используют женщины и которое значит все, что угодно, но только не это.
Я засмеялась, потому что он действительно был прав.
— Как ты планируешь заставить их говорить?
— Была у меня тут одна идейка. Поиграть в плохого и очень плохого полицейских где — ты была бы просто плохим копом, а я — копом-серийным-убийцей. Но у нас пропали два десятка вампиров, убивших двух сотрудников полиции. Они сбежали, потому что в курсе, что мы казним их, когда поймаем.
14