Шелби нервно вдохнула, и я подумала, что, возможно, наконец-то это было искренне.
Я развернула полиэтилен и посмотрела на мертвого вампира. Ранения в верхней и средней части его груди по краям засохли и почернели, но кровь оставалась все еще довольно красной, и окрасила его рубашку оттенками алого, коричневого и, наконец, цветом большей части крови — черного. Можно утверждать, что смерть подобна долгому сну, но мертвое тело ведет себя совсем иначе,чем спящее; даже у потерявших сознание нет той вялости суставов, какая свойственна только что умершим. Некоторые вампиры коченеют мгновенно, но этот не был достаточно стар для такого эффекта; он был как любой другой труп через два часа после наступления смерти, только кровь не скапливалась в теле, как это происходит с людьми.
— Вот это — мертво, Шелби; чем бы ты ни была, ты не такая.
Я достала спецовку из другой сумки, в которой хранила то, что использовала чаще всего, а не предписанные правительством приспособления. Правительство не указывало мне, что я обязана надевать комбинезон, но ведь людям, пишущим законы, никогда не приходилось выполнять мою работу. Откуда им знать, сколько крови и прочей дряни вытекает из тела, когда ты удаляешь из него сердце и отрезаешь голову. Пока сам не измажешься в таком количестве крови, тебе просто-напросто не понять. Спецовка уменьшала число счетов из химчистки и помогала мне крепче спать по ночам. Не один раз придется выковыривать кровь из-под ногтей, прежде чем вы начнете строить из себя Леди Макбет и перестанете верить, что от этой крови вообще можно избавиться.
Я заплела волосы в косу, к чему меня приучил Натаниэль. С моими кудряшками у меня никогда не получится такая же аккуратная коса, как у него, но, по крайней мере, я могла заправить волосы, которые доходили мне почти до пояса, под плотную шапку. Я пробовала использовать одноразовые шапочки для душа, но я была вполне тщеславна, и стала использовать дешевые и плотно прилегающие шапки; они были дороже шапочек для душа, но выглядели не так поидиотски. Заправлять волосы в них было сложнее, но черная шапка выглядела куда более угрожающе, чем веселенький полиэтиленчик на голове, а сегодня это было нам на руку.
— Почему ты убираешь волосы? — спросила Шелби.
— Надоело выковыривать кусочки людей из волос.
— Кусочки людей. — Ее слова прозвучали тихо, будто она пробовала эту фразу.
— Ага, — поддакнула я и натянула пластиковые бахилы поверх ботинок. Я встала там, где могла работать, стоя на одной ноге, и откуда не прихватила бы с собой частицы работы на дом. Практически ни разу не было такого, чтобы я не принесла на ботинке кусочек мозгов, заметив это, только пройдясь по ковру в гостиной. Ладно, если честно, я вообще не замечала.
Замечал Мика, и Натаниэль как-то сказал, что понятия не имеет, как отчищать мозги от коврового покрытия, поэтому, пожалуйста, только не на ковер. Но именно реакция Сина заставила меня к чертям выкинуть те ботинки. Можно было бы предположить, что вертигр, и не важно насколько молодой, выкажет больше понимания. Ашер полностью поддержал Сина, и решил, что все вышло за рамки допустимого. Он был единственным вампиром, который жаловался по этому поводу. Я же обратила их внимание на то, что с их жидкостной диетой, им не к лицу беспокоиться о подобной фигне; с оборотнями все обстояло иначе, поэтому они в праве были на жалобы. На что Ашер сказал:
— Мне не обязательно есть мясо, чтобы не желать видеть мозги на ковре. — Я обозвала его слабаком, но ботиночки выкинула.
В сумке был еще один кожаный сверток, завязанный так, чтобы не болтаться по машине, и в нем были далеко не деревянные колья. Я расстегнула кожаный ремешок, положила сверток на пол рядом с кольями и откинула край. В тусклом свете, мягко отсвечивая серебром, поблескивали лезвия. Это были те ножи, которые Фредо, один из наших лучших телохранителей и член местного родере крысолюдов, помог мне выбрать, после того, как я позаимствовала один из его ножей, чтобы вырезать вампиру сердце, потому как его коллекция была лучше моей. Фредо любил ножи той же любовью, какой Эдуард любил огнестрельное оружие. Фредо обучал бою на ножах охранников, я же брала уроки всякий раз, как у меня появлялась такая возможность.
Достав клинок, я сделала вид, что проверяю его балансировку, позволяя ему разместиться поперек моих кончиков пальцев и положив лишь на один из них. Мне нравилась балансировка этого ножа, но баланс для боя не всегда лучший баланс для вырезания чьего-то сердца.
— Что ты собираешься им делать? — спросила вампирша хриплым, от испуга голосом.
Я не стала на нее смотреть, когда отвечала:
— Ты знаешь, что я собираюсь им делать.
Вложив этот нож обратно в ножны, я достала другой. Им я не пыталась балансировать на кончиках пальцев, потому что он был другим. Я даже пытаться не буду метнуть этот нож, и если мне придется бороться с ним против «живой» мишени, тогда дела обернуться совсем дерьмово, и мне станет уже не до беспокойства о балансе своих ножей.
Я вложила нож на кожаные ножны так, чтобы у вампирши был лучший обзор. Таким образом, она могла наблюдать за блеском острого края лезвия в тусклом свете. Я снова нырнула в сумку и на этот раз достала медицинские ножницы и упаковку резиновых перчаток.
— Что это? — Этот вопрос вампирша прошептала. Отзвук страха в ее голосе заставил меня на нее посмотреть. Ее лицо было измученным и напряженным, не от применения вампирских способностей, а от банального страха. Если вам раньше никогда не приходилось видеть пару таких ножниц как эти, то должна признать, что выглядели они немного странно, и вы вряд ли примете их за ножницы; вы скорее предположили бы, что это что-то вроде резака по металлу или заостренные клещи. Она не знала, ни что это был за предмет, ни что я им собиралась делать, и это ее беспокоило. Неизвестность пугала ее больше знания. Интересно и теоретически полезно.
Я не ответила ей. Следующей на очереди была защитная маска для лица с небольшим ремешком-держателем на затылке. Она тоже входила в обязательное снаряжение по указу правительства, но с этим я вообще-то согласна; опять же попытки отмыть кровь с ресниц со временем теряют свое очарование. Циркуляции в маске особо не было, поэтому я могла чувствовать тепло своего дыхания. На секунду я почувствовала клаустрофобию, но тут же отогнала это ощущение прочь. Если буду делать все правильно, то маска мне и не понадобится, но время от времени тела нежити начинали вести себя странным образом, брызжа струями какой-нибудь гадости, когда вы этого совсем не ожидаете. Я, правда, не хотела, чтобы кровь этого парня попала мне на лицо.
Надев тонкие перчатки, поверх них я натянула длинные прорезиненные. Эти доходили до локтей, что было необходимо, если принять во внимание тот способ, каким я извлекала сердце из тела. Многие истребители просто дырявили сердце колом, ножом или пулями, но оставляли его на месте. Если можно увидеть солнечный свет сквозь дыру в груди, то я знала, что сердце окончательно уничтожено. Но если не могла взглянуть через грудную клетку, я ни за что не верила, что сердце уничтожено наверняка. Возможно, для такого молодого вампира как этот, достаточно тех пулевых отверстий, которые я проделала в его груди, чтобы гарантировать невозможность его исцеления и неожиданного воскрешения, но я еще никогда не попадала в переплет, будучи чересчур осторожной, когда дело доходило до необходимости удостовериться в том, что вампир был реально, истинно, окончательно мертв.
Конечно, через одежду, малость, было трудновато разглядеть, насколько глубоко прошли выстрелы, поэтому именно на этот случай у меня и были с собой медицинские ножницы. Они могли разрезать все, кроме металла, хотя даже дешевый металл не был им помехой, но что-то тверже, вроде наручников, гарантированно защищено от них, а вот одежда — нисколько.
Я склонилась над телом, расположив ножницы между полами рубашки буквально над поясом джинсов, и начала резать вверх так, чтобы идти параллельно застегнутым пуговицам.
— Просто расстегни, — посоветовала она.