— Да на вас обоих многовато одежды, — вмешался Натаниэль. — Я один совсем обнажен.
Чтобы доказать это, он поднялся на колени и продемонстрировал такой вид, которого никогда не увидят завсегдатаи «Запретного плода». Захватив в горсть простыни, и стянув их с Мики, он пополз ко мне. Перегнувшись через спинку кровати, он одной рукой схватил меня за талию, другой за бедра, поднял меня, и с легкостью перебросил на кровать, упав рядышком так, что я внезапно оказалась между ними двумя. Мы все еще смеялись, когда рука Натаниэля начала путешествие под мою ночнушку. Он провел рукой по моему бедру, по талии, медленно продвинулся выше. Когда его рука коснулась моей груди, я перестала смеяться, но все же, как и он улыбалась.
Мика повернулся на бок рядом со мной и провел рукой вверх по другому моему боку, зеркально повторяя движения Натаниэля, пока каждый из них не захватил по груди и в их улыбках начало проскальзывать что-то более серьезное, но не менее приятное.
Мика первым начал постепенно задирать мою футболку. А Натаниэль перехватил эстафету, повторяя как зеркало. Я приподняла бедра, помогая им продолжать ее стягивать, а затем и вовсе освободить меня от нее через голову и руки. Мика бросил ее на пол и посмотрел на меня сверху вниз.
— Ну вот, так-то лучше, — произнес он низким, не с интонацией леопарда, а просто возбужденного мужчины голосом.
Я вдруг обнаружила, что лежу здесь обнаженной и смотрю на них снизу вверх. Они смотрели на меня в ответ, пара золотисто-зеленых глаз и пара лавандовых. И во взгляде и тех и других зарождалась тьма. Такой взгляд я видела у всех мужчин, с которыми была близка. Взгляд, показывающий, насколько они уверены в тебе, уверены, что ты не скажешь «нет», и что в этот момент ты всецело принадлежишь им. Возможно не навсегда, возможно не только им, но, тем не менее им, потому что даже в самом покорном мужчине есть что-то примитивное, заставляющее его желать обладать тобою, пусть и всего лишь ночь, час, мгновение. У женщин тоже может быть собственная версия подобного взгляда, но если она и была, я не находилась у зеркала в критический момент, а мой ограниченный опыт с женщинами не показал мне подобного выражения в их взгляде. Я не говорю, что его там нет, я просто его не видела.
Мика поцеловал меня, и теперь ему не нужно было беспокоиться о том, чтобы не травмировать чью-то психику, так что это были губы, язык, и, наконец, зубы, нежно впивающиеся в мою нижнюю губу, до тех пор, пока я не вскрикнула для него, и низкое мурлычущее рычание не полилось с его человеческих губ на мои, дав мне выпить этот мурлычущий звук своим горлом, словно у него имелся вкус и материя. Каково на вкус было мурлычущее рычание Мики? Корица; на вкус он был горячим и сладким. Я знала, что это новый ополаскиватель для полости рта, но из-за него его рот был на вкус как конфетка.
Натаниэль для меня всегда пах ванилью, и когда он прижался ко мне, этот сладкий запах смешался с ароматом корицы, и сочетание рта Мики, и кожи Натаниэля, было подобно Рождественским сахарным печенькам — ванильным, немного присыпанным сверху корицей, этакими красноватыми крупицами в сахаре... — сладость и пряность и тепло во рту.
Натаниэль лизнул мой сосок, легонько щелкнув по нему языком, а затем начал посасывать, жестче, до тех пор, пока я не удержалась от тихого вскрика. Мика снова поцеловал меня, пока Натаниэль вырывал из меня тихие звуки, посасывая одну грудь и лаская другую.
Мика был словно глушителем звуков из моего рта, когда Натаниэль принялся посасывать жестче и жестче, сжав ладонью вторую грудь, перекатывая сосок между большим и указательным пальцами, и, наконец, втянув сосок, кусая мою первую грудь. Я вскрикнула, и поцелуй Мики сработал как кляп, поглотив звук. Я чувствовала его руку, скользящую по моему бедру, пока он продолжал поглощать звуки наслаждения из моего рта. Натаниэль шире открыл рот, вбирая как можно больше груди внутрь, перед тем как снова меня укусить. Он обхватил ладонью грудь, впившись в нее пальцами, пока его зубы впивались в другую. Когда я издала тихие, жаждущие звуки, он стал действовать жестче. Ощущение его зубов, все сильнее и сильнее вжимающихся в мою кожу, заставило меня выгнуть спину. Пальцы оставляли синяки, заставляя меня извиваться в поцелуях Мики. А затем Мика скользнул рукой по моему бедру к промежности.
Его пальцы коснулись меня, и я развела ноги шире, чтобы он мог еще глубже проникнуть в меня. Он играл своими пальцами во мне и вокруг, не сосредотачиваясь лишь на одном сладком местечке — почти не задевая мой клитор, он исследовал меня пальцами подобно тому, как его губы исследовали мой рот.
Натаниэль захватил мою грудь зубами, пока пальцы мяли вторую. Я готова уже была остановить его игру, но Мика своими глубокими поцелуями не давал сказать мне и слова, а его пальцы, отыскав то заветное сладкое местечко, принялись его ласкать.
Нарастающие ощущения между ног поддерживали эту тонкую грань между неимоверным удовольствием и настоящей болью от игры с сосками, которую вел Натаниэль. Каждый раз, когда я начинала громко стонать или пыталась остановить процесс, Мика врывался языком в мой рот, покусывая губы, а потом, снова делая поцелуй нежным, давая понять, что мне их не остановить. Его поцелуи стали для меня кляпом, и мысль о том, что я не в силах прекратить то, что Натаниэль делает с моими сосками, только усиливала ощущения. Я начала погружаться в ту часть, где то, что могло бы причинить боль становится возбуждающе приятным, а интенсивность отвлекает от всего на свете. Все это время Мика, не прекращая, поигрывал с моим местечком между ног, не сбиваясь с ловко найденного ритма, и обеспечивал мою немоту и бессилие в попытке сказать «стоп». Если бы мы раньше не занимались подобным, ощущения были бы сверхъярки. Они с Натаниэлем отлично знали мое тело, без слов предвосхищая все мои реакции, и поэтому могли играть с ним на грани того, что я могла выдержать, и того, чем я наслаждалась.
Когда Натаниэль, как терьер — кость, терзал мою грудь зубами, а его пальцы почти вонзались в плоть другой, мне захотелось остановить это, но рука Мики толкнула меня за грань — к внезапному оргазму, на фоне которого игра с грудью затерялась в состоянии «почти боли».
Поднимающийся от местечка между моих ног оргазм, накрыл все тело теплой, радостной волной. Укус Натаниэля стал еще жестче, и он сильнее впился в другую грудь пальцами. Боль смешалась с оргазмом — возрастая вместе с ним, превращая все это в гораздо большее наслаждение. Я вскрикнула в рот Мики. Мое тело начало извиваться, дергаться, удерживаемое на месте телом Натаниэля у моей груди, а также ртом и телом Мики. Когда мои веки затрепетали, а тело стало расплавленным и беспомощным от полученного удовольствия, Натаниэль прекратил кусать и впиваться в меня пальцами, Мика прервал наш поцелуй и убрал руку от той точки между моих ног. Я ощутила, как задвигалась кровать, но не могла, не то, что сосредоточить взгляд, а вообще достаточно открыть глаза, чтобы взглянуть, что они там делали.
Я почувствовала прикосновение Натаниэля между ног, но это были не пальцы. Он потерся головкой там, где только что закончил игру Мика, и это снова заставило меня закричать, выгибаясь дугой, как марионетка, в которую внезапно вдохнули жизнь, а потом нитки над ней снова обрезали, и я лежала обессиленная, ослепленная послевкусием оргазма. Затем Натаниэль начал медленно в меня входить, один драгоценный сантиметр за другим, пока не вошел настолько глубоко, насколько это возможно, крепко прижавшись ко мне своим напряженным телом.
Я старалась сосредоточиться на нем, когда он поднялся выше и изогнулся надо мной, поддерживая на весу верхнюю часть своего тела. Я посмотрела вниз, туда, где соединялись наши тела, когда он начал выскальзывать из меня, а затем снова скользнул внутрь, сделав первый толчок.
— О, Бо-оже! — простонала я.
Он поймал нужный ритм и начал двигаться медленными, не слишком глубокими толчками, пока я не почувствовала, как нарастает жар, а затем меня снова выбросило за грань, по новой заставляя извиваться под ним.
Мои руки хватали его за плечи, готовые выразить свое удовольствие в царапинах, но Мика перехватил их, позволив мне впиться ногтями в себя, но при этом, слегка прижав, чтобы я не могла царапаться, а просто все глубже вонзать ногти в удерживающие меня руки.