Еще мгновение, и меня с головой накрыла обрушившаяся волна оргазма, танцуя по моей коже, в моем теле, словно каждый мускул, каждая клеточка меня растворилась, и не осталось ничего, кроме удовольствия. Я закричала, откинув голову и изогнув спину.
— Анита! — воскликнул Никки.
Его рука надавила мне на грудь, придавливая обратно к скамье, в то время пока во мне бушевал оргазм, а его пальцы все еще двигались, не давая ему угаснуть, я лежала обмякшая с трепещущими веками на ослепших от удовольствия глазах.
Он засмеялся тем особенным глубоким смехом, присущим мужчинам, когда они особенно довольны собой, как правило, после секса.
Я попробовала взглянуть на себя, заставить свои глаза сфокусироваться, а мир — перестать быть таким расплывчатым и смазанным, как накатившая еще одна волна удовольствия выгнула меня дугой на скамейке, и приобнявшие меня руки Никки подняли вверх.
У меня хватило времени попытаться заставить свои руки ухватиться за него. Он провел ладонями вниз, к моим бедрам, и слегка их приподняв, насадил на себя, скользнув внутрь головкой. У меня перехватило дыхание, слишком скоро после последнего оргазма, поэтому ощущение его, скользящего во мне, его рук, контролирующих настолько медленное вхождение — было почти ошеломляющим. Настолько…, что мои глаза, затрепетав, снова закатились, руки конвульсивно сжались на его плечах, пытаясь удержать меня в том положении, которое желал Никки, управляя нашими телами.
Оказавшись во мне так глубоко, как только мог, он прохрипел:
— Боже, это так потрясающе.
— Да, о да, — сумела я простонать.
Затем он нагнулся вперед, прижимая меня обратно к скамье, с его телом, все еще погруженным в меня настолько глубоко, насколько было возможно.
— Мы упадем, — сказала я. Эта мысль немного протрезвила меня.
— Просто держись за мои руки, и доверься мне.
Я сделала, как он сказал, но блаженная истома начала ускользать, под напором вполне реального страха свалиться с узкой скамьи.
Он слегка приподнял меня за бедра, выше задрав мои ноги, и шире развел их в стороны.
Никки придерживал меня так, пока я искала угол, под которым хотела бы, чтобы он входил, затем положил руки по обе стороны от меня, вцепившись в края скамьи той же хваткой, что и я ранее. Он оставался в сидячем положении, ноги по обе стороны скамьи, мои — по обе стороны его бедер и талии. Никки начал двигаться внутрь меня и наружу.
— На скамье, — пропыхтела я, со слегка ошалевшими, но не только из-за оргазма глазами.
— На скамье, — согласился он, слегка приподняв свои бедра и нависнув надо мной, будто крыша из мускулов и плоти. Его руки двигались в том же ритме, что и тело, и я снова одной рукой ухватилась за скамью. Как только я перестала за него хвататься, он изменил угол проникновения и начал искать основательный, быстрый, глубокий ритм. Я наблюдала за тем, как его тело трудится над моим — лишь бедра и его длинный, твердый член касались меня.
Технически, эта позиция была миссионерской, но ты и близко не добьешься такого в стандартной позе.
Его длинная челка начала раскачиваться, открывая взгляду участок зарубцевавшейся ткани в месте, где должен быть глаз. Только когда он был сверху, и только под таким углом я могла видеть его лицо целиком. Я ценила моменты, когда могла видеть его всего. Я наблюдала за его сосредоточенным выражением лица, за отдаленным, обращенным в себя взглядом, что было его версией до последнего продлить потрясающие, проделываемые со мной его телом вещи.
Он взглянул на меня, видя меня насквозь. С жесткой улыбкой на лице, и хриплым от напряжения голосом он произнес:
— Ты все еще себя контролируешь. Значит, хреново стараюсь.
Не знаю, что бы я на это ответила, но просто не успела, потому что он ускорился, задвигавшись быстрее, жестче, но скамейка была чересчур узкой, слишком твердой и производила слишком много шума. Он стал раскачиваться, задавая темп бедрами, доказывая, что мог бы станцевать со мной даже в таком положении — лежащей на спине. Этот оргазм был мягче того, который бы я получила, вколачивайся он в меня полностью.
Этот оргазм нарастал, как клиторальный, поэтому я могла ощутить его приближение.
В моем голосе угадывалось напряжение от положения на скамейке, руки были напряжены, пока он танцевал внутрь и наружу, но, все же мне удалось пропыхтеть:
— Уже близко.
— Хорошо, — отозвался он, но его глаза были закрыты, он не смотрел на меня. Его лицо приобрело то глубокое, погруженное в себя выражение, закрытые глаза означали борьбу со своим телом, схватку за то, чтобы сохранить восхитительный, раскачивающийся, танцующий ритм, при этом удерживая нас на скамейке, пока я не кончу под ним, борьбу за то, чтобы не остановиться и не потерять концентрацию, не сейчас, когда он проделал такую работу, подводя нас к моменту «Х».
Оргазм застал меня в промежутке между толчками, и я закричала, извиваясь под ним. Мои руки вцепились в скамью, борясь с остальным телом, потому что хотели отметить его тело узорами моего удовольствия.
— Боже, Боже! — рычал его голос надо мной.
Он еще раз так сильно и жестко толкнулся, снова вырывая из меня крик, и я не могла понять, был ли это новый оргазм или просто остаточное послевкусие предыдущего.
Он зарычал. Его лицо приобрело дикое выражение, глаза стали львино-оранжевыми, человечность ускользала, когда он вздрагивал надо мной с рыком. Последняя пробежавшая по его телу от плеч до бедер дрожь заставила меня снова вскрикнуть, так как, вздрагивая, он попрежнему толкался глубоко внутри меня.
Он почти рухнул сверху, так сильно опустив голову, что его челка потиралась о мое лицо.
Я чувствовала бешеное биение пульсирующей жилки на его шее, грохотание его сердца. Он произнес полушепотом-полурыком:
— Ты не покормилась.
Он прав, я не покормила ardeur. Совсем вылетело из головы, для чего мы, собственно, занялись сексом. Он все еще был внутри меня, на его груди и животе блестел пот, мои руки дали мне знать, что я провела в этой позиции слишком много времени, остаточные ощущения от этого потрясающего секса все еще чувствовались по всему телу, и все, что я смогла сказать, было:
— Черт, как хорошо.
Он снова засмеялся, все еще находясь внутри, такой невыносимо твердый, и я снова начала выгибаться и издавать негромкие звуки, смеясь вместе с ним. Мы оба извивались посмеиваясь, пытаясь не шлепнуться с этой чертовой скамейки, и мне все еще надо было покормиться.
Наконец, он поднял меня на руки, так что я оказалась перед ним, обвив его талию онемевшими ногами. Он все еще находился внутри меня, потихоньку уже становясь мягче, а когда поднял меня на руки, совсем выскользнул, и мы просто обнимались, приблизив друг к другу лица, с застывшими на лбу бисеринками пота.
Голос был хриплым, а глаз — оранжевого львиного цвета:
— Как же мне нравится, когда тебе так хорошо, что ты забываешь про ardeur.
Я улыбнулась ему, провела руками по плечам и сцепила их на его затылке.
— Ты был великолепен.
Он ухмыльнулся, сверкнув зубами — скорее кошачий оскал, чем улыбка.
— Ни с кем лучше бы не получилось.
— Почему? Из-за конкуренции с другими мужчинами? — спросила я.
— Просто потому, что никогда не был с кем-то, кто наслаждался бы сексом так же, как ты. Я должен соответствовать.
Я обхватила его руками, по-прежнему обвивая его талию ногами. Его руки поддерживали меня под задницу, но с абсолютной легкостью. Даже с учетом струящегося по его телу пота и пока еще не полностью восстановившегося дыхания, он совершенно не напрягался, держа меня на весу. Его силы хватило бы точно так же удерживать небольшую машину, но все же я была впечатлена.
— Ты и соответствуешь, — сказала я.
Он снова ухмыльнулся:
— Тебе все еще нужно кормиться.
— Год сказал, что отправит на замену тебе Итана или Домино, хочешь, чтобы они пришли?
Он покачал головой:
— Нет.
Мои глаза расширились:
— Ты уже готов повторить?