– Да, и только самые фанатичные кланы еще пытались снискать нашу милость и благословение. Они погибли из-за своей преданности.
– О чем вы говорите? - спросила я.
– Когда-то мы, сидхе, их боги, носили на себе символы как знак благословения Богини и Бога. Но как слабела наша сила, слабели и знаки на наших телах, - сказал Дойль густым как патока басом. Рассказ подхватил Рис:
– В ту пору наши последователи, раскрашивая тела в подражание нам, приобретали нашу защиту, отсвет магии, которой мы владели. Татуировки наносились в знак посвящения, это верно, но когда-то очень давно они могли на самом деле призывать нас на помощь. - Он взглянул на бледно-голубую рыбу у себя на руке. - Эта отметина стерлась примерно четыре тысячи лет назад.
– Она слабая и неполная, - бросила королева из дальнего конца зала.
– Да. - Рис кивнул и взглянул на королеву. - Но это начало.
Никка заговорил негромко - я почти забыла, что он здесь, так тихо он стоял у стены. Крылья у него чуть засветились в темноте, словно по жилкам в них потек свет, а не кровь. Огромные эти крылья еще несколько дней назад были только родимым пятном у него на спине, но они вырвались из его тела, совершенно настоящие, реальные. Сейчас он их расправил, и они засияли, как просвеченный солнцем витраж - просвеченный солнцем, нам не видимым.
Никка поднял правую руку и показал нам отметину на внешней стороне запястья у самого основания кисти. Мне света было маловато, чтобы разглядеть наверняка, но Дойль сказал:
– Бабочка.
– Я никогда не носил знак милости Богини, - тихо сказал Никка.
Королева совсем опустила меч, опять потерявшийся в черных складках пышной юбки.
– А как с остальными?
– Вы их почувствуете, если сосредоточитесь, - сказал стражам Рис.
Мороз вызвал шар тусклого серебристо-серого света, повисший над его головой, наподобие зеленоватого шара у Галена, и принялся расстегивать рубашку. Он не раздевался при народе без особой необходимости, и потому еще до того, как обнажился безупречный изгиб его правого плеча, я догадалась, что там что-то есть.
Он повернул руку, чтобы разглядеть рисунок. Королева велела:
– Покажи нам.
Он показал сперва ей, потом медленно повернулся на сто восемьдесят градусов, к нам. Рисунок был бледный и синеватый, как у Риса: небольшое дерево, нагое, сбросившее листву, а земля под ним вроде бы заснежена. Как и у Риса, татуировка была тусклая, не до конца прорисованная - словно художник начал работу и не успел закончить.
– Убийственный Мороз никогда не носил знаков благословения, - почему-то недовольно сказала королева.
– Да, не носил, - подтвердил Мороз. - Когда сидхе носили такие знаки, я еще не был вполне сидхе.
Он натянул рубашку обратно на плечи и застегнул пуговицы. Мороз не просто был полностью одет, он был вооружен. У большинства стражей при себе имелись мечи и кинжалы, но только у Мороза и Дойля - еще и пистолеты. Рис свой пистолет оставил в спальне вместе с одеждой.
Под рубашкой у Мороза кое-где виднелись бугры, а значит, оружия при нем было больше, чем видно на первый взгляд. Мороз оружие любит, но когда его так много - это значит, что страж чем-то обеспокоен. Может, все новыми попытками меня убить, а может, чем-то еще. Красивое лицо было замкнуто, скрыто маской высокомерия. Может быть, он просто прятал мысли и чувства от королевы, и все же… У Мороза случались приступы обидчивости.
Рис сказал:
– Пусть Аблойк и Мерри закончат начатое. Дай нам закончить.
Королева глубоко вздохнула - даже в полумраке зала я увидела, как поднялся и опал треугольник белой плоти в низком декольте вечернего платья.
– Отлично, заканчивайте. А потом явитесь ко мне, нам есть что обсудить. - Руку она протянула Мистралю. - Пойдем, мой капитан. Не станем мешать их удовольствию.
Мистраль не спорил. Встал и принял ее бледную руку.
– Он нам нужен, - сказал Рис.
– Ну нет, - возразила Андис. - Я и так отдала Мерри всех моих зеленых людей. Весь мир ей не нужен.
– Разве вырастет трава без дождя и ветра? - спросил Дойль.
– Нет, - ответила она, и в голосе опять появились злые нотки; она как будто хотела разозлиться, но не могла сейчас этого себе позволить. Андис всегда давала волю своему дурному нраву. Такое самоограничение с ее стороны - редкая вещь.
– Нужно очень много, чтобы пришла весна, моя королева, - сказал Дойль. - Без тепла и воды растения зачахнут и погибнут.
Они глядели друг другу в глаза, Ее Величество и ее Мрак. Королева отвернулась первой.