Пролог
Пора между волком и собакой… Так назывался в давние времена тот сумеречный час, в который на двадцатом этаже сталинской высотки на Котельнической набережной Москвы началась эта необычайная история. В просторной комнате с высокими, занавешенными тяжелыми красными портьерами окнами было темно. Света семисвечника, мигавшего огоньками на круглом столе в центре помещения, не хватало, чтобы разогнать мрак, сгустившийся у стен: они были тоже выкрашены в красный цвет, но в темноте казались бордовыми, словно запекшаяся кровь. Другой мебели, кроме небольшого круглого стола, в комнате не было.
Над столом низко склонились двое – мужчина и женщина в черных, не стесняющих движений балахонах, похожих на одеяния средневековых алхимиков. На столешнице лежал ветхий папирус, покрытый красными письменами, рядом сверкали лезвия двух узких, бритвенной заточки стилетов. В руке мужчина держал дорогую, инкрустированную перламутром черную трость с серебряным набалдашником в виде головы дьявола.
По-видимому, мужчина и женщина участвовали в каком-то ритуале. Они были уже немолоды, но все еще очень красивы. Голубые и холодные глаза женщины, ее белокурые волосы, идеальной лепки, как у восковой куклы, черты резко контрастировали с яркой восточной внешностью мужчины. Глаза у него были такие черные, что не видно было зрачков. Его выразительное лицо, увидев однажды, невозможно было забыть – такой угрюмой и дикой была эта красота.
С одной стороны, эти двое противоречили друг другу, словно лед и пламя, а с другой – странным образом дополняли, как взбитые сливки – черный кофе. Да, они выглядели именно парой единомышленников: было ясно, что между ними существуют тонкие, невидимые связи…
Рядом со столом на черном лаковом полу, в центре нарисованной мелом пентаграммы, застыли две небольшие конические птичьи клетки, накрытые шелковыми платками – черным и белоснежно-белым. Между клетками лежало полированное серебряное блюдо, в котором отражались язычки пламени высоких свечей.
– Мы разбудили ее! – прервал молчание мужчина. – Пора, Нора…
Женщина рассмеялась. Это был необычный смех, такой низкий, что казался у этой красивой женщины чужим.
– Да, да… Сейчас, Нугзар!
Воздух в комнате был перенасыщен электричеством, словно перед грозой, когда вот-вот должен грянуть гром. Нора и Нугзар подняли руки над столом, между их ладонями возник небольшой шар, вначале полупрозрачный, как дым, но с каждой секундой он становился все более плотным и блестящим, пока не стал похожим на большую приплюснутую каплю ртути.
Потные лица мужчины и женщины исказила гримаса страдания – все эти манипуляции с шаром и его метаморфозы стоили им неимоверных усилий. Вскоре шар начал расти, одновременно вращаясь против часовой стрелки, все быстрее и быстрее. Мужчина одной рукой вонзил в него тонкую трость и с ее помощью опустил шар на стол. Теперь шар лежал там, переливаясь всеми цветами радуги, словно огромный мыльный пузырь.
Нугзар осторожно потянул на себя трость и вынул ее из шара. На выпуклой поверхности отчетливо проступило женское лицо, нарисованное язычками серебристого пламени. Оно было невероятно красивым и в то же время пугающим и отталкивающим в своей грубости: что-то животное и древнее, как мир, таилось в демонических чертах. Неподвижные и очень темные на фоне причудливо извивающихся языков белого пламени глаза существа смотрели на склонившихся в почтительном поклоне мужчину и женщину. Нугзар выглядел спокойным, Нора машинально облизывала пересохшие от волнения губы. Оба знали, что надо сделать в следующую минуту.
Нора зажгла черную свечу и замерла, ожидая, пока Нугзар затеплит белую. Наклонившись, они поставили свечи рядом с клетками и вынули бьющих крыльями голубей: черного как уголь и белого как снег, без единого пятнышка. Руки мужчины и женщины одновременно потянулись к лежавшим на столе стилетам.
– Черная как ночь голубица, соедини свою кровь с кровью белого супруга! – громко и отчетливо произнес Нугзар, и голос его дрогнул от волнения, хотя выглядел он бесстрастным. – Прими нашу жертву, великая мать демонов Лилит! Пусть от твоей тьмы родится наша Тьма!
Как только Нугзар замолчал, Нора произнесла вторую часть древнего заклинания – так мелодично, словно пела старинную песню:
– Белый как день голубь, соедини свою кровь с кровью черной супруги! Прими нашу жертву, повелительница перекрестков! Пусть от твоей тьмы родится наша Тьма!
Тонкие, бритвенной заточки лезвия одновременно вонзились в птичьи шеи, и густая кровь закапала на блюдо, растекаясь багровым маслянистым пятном. Как только голуби перестали содрогаться в конвульсиях, Нора и Нугзар медленно опустили их в эту кровавую лужицу, и мертвые птицы послушно улеглись в нее, словно в красную подливку.
В ту же секунду холодный ветер пронесся по комнате, его порыв с легкостью смахнул зыбкие огоньки со свечей, и комната погрузилась в непроглядный мрак. Наступила полная тишина, казалось, время остановилось, потому что в комнату не проникал ни единый звук с улицы.
Когда Нора торопливо зажгла семисвечник и подрагивающие огоньки осветили блюдо, оно было пустым и чистым, словно его только что тщательно вытерли. Лицо Нугзара озарила радостная улыбка. Однако Нора казалась озабоченной. Она была напряжена, как струна: казалось, тронь – и зазвенит.
– Почему ничего не происходит? – воскликнула она в тревоге.
– Терпение, всему свое время. Главное, Лилит приняла жертву! – сказал Нугзар, прислушиваясь…
Глубоко под землей, в одном из технических помещений московского метро, раздался тяжелый низкий вздох, вспугнувший выводок крыс: они в страхе бросились бежать. Пространство у самой земли исказилось и затрепетало, формируясь в сгусток тьмы. Нечто похожее на черную полупрозрачную шаль, извиваясь, как змея, поползло по тоннелю, постепенно набирая скорость спортивного болида. Ни резкие повороты, ни сужения и разветвления подземных коридоров не мешали этому сгустку следовать по заданному маршруту. В какой-то момент в туннеле послышался грозный низкий рев, похожий на гул землетрясения. Отражаясь от сырых, покрытых плесенью стен, звук парализовал все живое в подземелье. Безошибочно выбрав направление, это Нечто ринулось туда, куда его позвали хозяева, – в сторону Котельнической набережной…
Нугзар прислушался: тишина в квартире была полной, но интуиция подсказала, что пора встречать гостью: он устремился к выходу, Нора последовала за ним. Они вышли на лестничную площадку. В тишине старого подъезда раздавалось учащенное дыхание. Невидимые когти громко цокали по ступеням, звук этот явно нарастал. Нора увидела, как прямо перед нею, словно марево в жару, колеблется пространство, воздух сгущается, начинает темнеть: через секунду на площадке прямо из воздуха появилась огромная черная собака с оскаленной пастью и высунутым наружу кроваво-красным, как лоскут бархата, языком. Сахарно-белые, невероятной длины клыки контрастировали с антрацитово-черной мордой собаки, а в дымчато-серых глазах светились ум и жестокость. У Нугзара вырвался из груди крик восхищения:
– Красавица моя…
– У нас все получилось! – радостно воскликнула Нора: она испытывала настоящий восторг, чувство, о котором уже давно успела позабыть.
Нугзар широко распахнул дверь в квартиру.
– Заходи, милая, – сказал он собаке, – теперь это твой дом…
Часть первая
Зов Тьмы
По запасной лестнице главного здания МГУ с отчаянной торопливостью бежал вверх седовласый, интеллигентного вида мужчина в сером костюме и черном галстуке. Бежал так, как никогда в жизни не бегал даже в ту далекую пору, когда был еще молод и полон сил. Лестничные пролеты мелькали у него перед глазами с неимоверной быстротой. Ноги мужчины работали как поршни независимо от его сознания: инстинкт самосохранения и жажда жизни – допинги посильнее любой химии. В голове у мужчины билась одна только мысль: бежать, бежать, бежать! Страх вытеснил все остальные ощущения и оставил только ожидание неминуемой гибели.