Пожалуй, излишне добавлять то, о чем скажу теперь, но подчеркнуть это стоит: и то, что написано здесь, после проверки на месте, есть лишь сумма моих мнений, материал – в любом отношении – дискуссионный. Я только чувствую себя теперь несколько увереннее, но и при этом заключаю всё сказанное ниже в большие скобки и помещаю впереди фразу: «Мне кажется, что…». Слишком много там – в поле наблюдений – непроясненного, внутренне противоречивого, неустоявшегося. Здесь не годится метод аналогий, известные в других случаях предпосылки могут давать абсолютно иные результаты или – что еще чаще – не давать никаких. Тут в игре действуют совершенно специфические факторы, и многие советологи споткнулись как раз на этом. Стараясь не забывать этого и не будучи ни от чего застрахован, перехожу к делу.
Начну с наиболее частых сомнений, звучащих во многих дискуссиях: не является ли перестройка тактикой, рассчитанной на то, чтобы в очередной раз обмануть общество?
Убежденно отвечаю – нет. Тут у меня нет сомнений. Это слишком серьезное дело, намерения идут далеко и глубоко, команда реформаторов рискует не только политической карьерой.
Ситуация, какую я застал на месте действия, достаточно отчетлива. Брежневский маразм и застой привели страну во всех отношениях к полной деградации, которую теперь и констатируют. «Еще немного, и мы стали бы третьеразрядным государством», – эту фразу, говорят, произнес кто-то из руководства. Иного выхода, чем радикальная реформа, начатая сверху, просто не было – если, конечно, оперировать рациональными категориями, исключая альтернативу, от которой мурашки бегут по спине. Реформаторские начинания, хотя не случайно здесь так сильно персонифицированные, связанные с личностью и ролью Михаила Горбачева, представляются мне равнодействующей того вектора сил, какие отображают настоятельную историческую необходимость: кто-то подобный должен был появиться.
При случае попробую ответить на еще один, часто задаваемый вопрос: заинтересован ли мир в реформе этой системы, делающей ее более эффективной? На мой взгляд, в реформе демократической – безусловно, так как в этом случае ошибкой было бы представлять ее как sui generis (своего рода) лечение, укрепляющее тот строй, что существует теперь. Возникнет, убежден, иное качество.
Социотехническая тактика также не представляется мне загадочной. Чтобы механизм, который заклинило, заело, начал действовать, в качестве инструмента зажигания использованы отдельные средства массовой информации, пропаганды, культуры и искусства. Борис Ельцин, говорят, сказал: «Пусть пресса станет нашей оппозицией». Поскольку время торопит, прежде всего приведены в действие несколько периодических изданий (названия опускаю, так как они хорошо известны) и телевидение, которое я смотрел, не веря глазам и ушам: контраст между сегодняшним днем и оставшейся в памяти прежней пирамидой тривиальной скуки и бездарности, действительно, впечатляет. Они бомбардируют сознание публики сильными порциями информации о прошлом и настоящем, предлагая – в разных сферах и областях – возвращение к общечеловеческим критериям, принципам, иерархии подлинных ценностей. Эффект известен, ибо как раз он прежде всего бросается в глаза и определяет внешний облик перестройки: это масса вырвавшихся на свободу слов, шумящих в здешней атмосфере как огромный рой. Слова эти – знаки обретающих свободу мыслей, и всё вместе это не может не радовать как очевидный признак «очеловеченных обстоятельств», если воспользоваться формулировкой драматурга Александра Гельмана. Включено зажигание, ворчит мотор. Но важнее всего – двинуться с места.