– Я знаю: когда я прошу людей в вашем положении вернуться на встречу со мной, вероятность того, что они это сделают – процентов десять или еще меньше, – сказала она.
– Тогда зачем рисковать? Почему не поговорить сейчас?
– Мы откроемся в девять тридцать, и вы сможете лучше сосредоточиться, если что-то съедите. Кроме того, я работала и со случаями похуже. Я втайне азартный игрок, – она улыбнулась. Она ему нравилась. Она шутила с ним, обращалась к нему. Относилась к нему как к человеку.
Тома провел утро в хостеле, который она порекомендовала. Он съел предложенный завтрак и воспользовался возможностью постирать свою одежду. Дожидаясь, пока вещи постираются и высохнут, он принял душ, а потом, стоя в одолженном мешковатом спортивном костюме, который до него наверняка надевало бессчетное множество мужчин, побрился. Он представил себе, как легко было бы вскрыть бритвой вены. Возможно, завтра он вернется сюда и сделает именно это, если женщина не выслушает его. Если кто-нибудь не выслушает его.
Он вернулся к офису как раз после полудня. Заглянул в стеклянную дверь и увидел, что это довольно маленькое помещение со столами, стоящими практически друг на друге. От него больше не пахло, поэтому он не боялся быть поблизости от других людей – но в офисе не было бы ощущения приватности. Он ждал снаружи, пока она не вышла. Заметив его, она сказала:
– Я могу пропустить обед, если вы хотите войти.
– Вы не должны пропускать обед. Я пройдусь с вами.
Она снова улыбнулась. Она точно была из тех, кто не скупится на улыбки.
– Что ж, это непривычный поворот в обычном порядке событий.
– Вы имеете в виду, то, что бездомный мужчина волнуется, чтобы офисная работница не пропустила обед, достойно комментария? – внезапно она вызвала у него раздражение. Разве она не понимала, что он когда-то был ответственным, внимательным, заботливым? Разве никто не мог этого себе представить?
– Я имею в виду, что кто-либо волнующийся, чтобы я не пропустила обед, – это непривычный поворот в обычном порядке событий, – улыбнулся она. Ему она казалась слишком худой. Он подозревал, что она часто работала в свой обеденный перерыв, поскольку она производила впечатление неравнодушной и преданной своему делу. Его раздражение поутихло. Ее начальник не должен этого допускать, ее мужу тоже стоит проследить, чтобы она заботилась о себе. У нее есть муж, она носит кольцо. Он проверил. Он надеялся, что у нее и дети есть. Это помогло бы.
Они пошли в Boots, она купила им по сэндвичу, пакету чипсов и напитку. Они вместе сели на скамейку. На улице было прохладно, но не дождило.
– Где ваши вещи?
– Вещи?
– Сегодня утром у вас был спальный мешок.
– Он развалился во время стирки.
– А.
– Это неважно.
Когда-то у него было много вещей. Больших и маленьких. У него была жизнь, в которой он порой возвращался с работы вовремя, чтобы поцеловать свою жену и сказать ей, что подменит ее. Он осторожно опускал своего сына в ванну, полную пены и игрушек, где мальчик лепетал, купался и играл. Потом Тома аккуратно поднимал Бенке, осторожно и тщательно вытирал его большим полотенцем – между пальцев и за ушами, – одевал ребенка в пижаму со Свинкой Пеппой и бережно клал в кроватку. Рядом стоял ночник, отбрасывавший золотистый свет. На вертящемся абажуре были маленькие узоры: машинки, тракторы и поезда. Тома читал своему сыну разноцветную книгу, которая жила на полке рядом с другими такими же, – до тех пор, пока мальчик не засыпал.
Всего этого больше нет.
Игрушек для ванной, мягкой пижамы, ночника, разноцветных книжек, жены, ребенка. Многих вещей. Всего.
Ему стоило бы припрятать сэндвич на потом. Он позавтракал. Сэндвич ему не нужен. Или, точнее, он может ему сильнее понадобиться позже. Жизнь на улице требовала постоянной предусмотрительности и планирования. Но он все равно немного откусил.
– Можете рассказать мне свою историю? – мягко спросила она.
Он откусил еще раз. Он хотел ей рассказать. Должен был, но ненавидел вытягивать из себя слова. Поначалу он не мог поверить, что они мертвы. Месяцами он все ждал, что вернется домой с работы и найдет свою жену у гладильной доски или на кухоньке, а своего сына перед телевизором. Он бы открывал дверь и тут же видел их обоих, потому что в крохотной квартире было негде спрятаться. Он бы ждал, что они побегут к нему, поцелуют, обнимут его. Это звучало старомодно. Он на работе, она дома. Но она тоже училась, на заочном курсе по бухучету, у нее были амбиции. У нее были планы выйти в свет. Кем-то стать. Что-то сделать. Но Бенке был маленький, а ей сначала нужно было получить квалификацию, поэтому она оставалась дома и прилагала все усилия, чтобы превратить маленькую, захудалую квартиру во что-то приличное. У них было не так много всего. Недостаточно всего. Их жилье, на самом деле, было позорным. Влага на стенах и кроватях, все сломано – замки, краны, шкафчики, окна, – и они не могли согреться. Тома сомневался, что англичанин арендовал бы это помещение. Это все, что они могли себе позволить.