- Что я должна сделать для этого? - тихо спросила она.
- Довериться мне и доктору Динстлеру, а прежде всего - хорошенько уяснить ситуацию... Максим - еще ребенок, он просил своих влиятельных опекунов о разговоре с тобой и ему позволили сделать это вчера. Не из добрых чувств, увы. Таким образом они дали знать, что осведомлены о месте твоего пребывания. - Браун помедлил, испытывающе посмотрев в светлые растерянные глаза. - Сейчас, девочка, я открою тебе нечто очень важное, что известно только узкому кругу посвященных. Ты должна тут же забыть все, что услышишь и никому ни при каких обстоятельствах не обмолвиться, не проговориться, не намекнуть. Поклянись своей совестью и честью, что будешь выполнять мое условие: пойми речь идет о жизни многих и многих людей.
- Клянусь забыть. Клянусь своим прадедом, дедом и памятью отца... и всеми, кто дорог мне, - прошептала Виктория. Остин и не подозревал, что помогло ему трудном разговоре с девочкой. Всю ночь она читала стихи Жан-Поля и настроение возвышенного победного самоотречения вдохновляло ее стойкость. "Баллада о Жанне Д,Арк" потрясла ее - как тонко почувствовал Жан-Поль смятение и радость уходящей из жизни девушки! Как хотела бы Виктория пылать в этом костре, зная, что из толпы следят за ней глаза влюбленного поэта... Перспектива предстоящих испытаний лишь прибавила Виктории сил, а доверие Брауна вдохновляло на подвиг.
- Доктор Динстлер великолепный пластический хирург. Когда-то он спас Алису после катастрофы, много помогал моим друзьям. Максима доставили в его клинику, чтобы придать лицу мальчика фамильное сходство с предками. Теперь он выглядит как стопроцентный арабский принц. От того, насколько будет соблюдена тайна его перевоплощения зависит благополучие достаточно влиятельной и богатой страны. Ты - неугодный свидетель и человек, к которому мальчик привязан. Поэтому, Виктория Козловская должна исчезнуть. И она исчезнет, но по моей воле, приняв другое имя и получив новую внешность... Глаза Виктории округлились, но она промолчала и Остин одобрительно сжал в своих ладонях ее руку.
- Это совсем не страшно, девочка. Ты просто начнешь новую жизнь - у тебя самый подходящий возраст. Мне пришлось сделать это значительно позже. И кроме того - я останусь с тобой и всегда успею подстелить солому под твой худенький зад. Если, конечно, вздумаешь падать... И вот еще что - твою новую биографию, моя дорогая Мата Хари, мы сочиним вместе и основательно изучим, но после того, как с тобой поработает Динстлер...
- А это долго? - нахмурила брови Вика.
- Ты хотела спросить "больно"? Ведь так? Быстро и совсем не больно. Легкая бескровная пластика. Дня три-четыре вы проведете в глухом, но вполне комфортабельном местечке, а за это время я подготовлю все, чтобы из него выпорхнула совсем другая пташка. Теперь рассказывай подробно: твой возраст, группа крови, национальность, образование, вкусы, способности, болезни, знакомства с известными людьми, привязанности... Нам надо, чтобы новая личность комфортабельно расположилась в твоей собственной и быстро прижилась. Поэтому, расскажи о себе, ну, всякую ерунду, как новой подружке, - Остин нажал на кнопку и попросил появившуюся мадам Лани:
- Пожалуйста, принесите нам кофе, пирожные и ...(он вопросительно посмотрел на Вику и догадался) побольше бананов. Вот видишь, кое-что интимное о тебе я уже знаю. Беседа получилась длинная, прерванная торопливым обедом.
- А в последнее время я мало читала, слушала да и вообще, присматривалась к людям. Йохим мне нравится и особенно господин Дюваль... Нет, старший... А стихи Жан-Поля, честное слово - замечательные. Хотя я не могла вникнуть во все тонкости французского языка, - торопливо подвела Виктория итоги к своему сумбурному досье.
- Это просто везение, девочка, что у тебя такой хороший французский. При определенных усилиях его довольно быстро можно сделать совершенным... Да и немецкий, я думаю, пойдет быстро, - размышлял Браун. - В общем, выбор у нас есть. Хотелось бы все же оставить тебя русской. Нынешняя волна эмиграции из СССР так велика, что в ней не составит труда спрятаться симпатичной юной особе, - он посмотрел на Вику, сообразив, что видит ее такой в последний раз - рыженького остроносого зверька, затравленно глядящего изподлобья. - Доверься мне, я подберу тебе "легенду", а мадам Браун обеспечит экипировку, она у нас специалист по составлению гардероба.
- Когда я должна уехать? - спросила Вика, почувствовав вдруг, как хочется ей встретить Новый год у этой собственноручно убранной елки, среди людей, ставшими уже близкими.
- Сейчас. Катер ждет, мы поедем вместе, а в Каннах нас встретит друг, которому я передам тебя из рук в руки. Августе и остальным скажем, что ты уезжаешь на несколько дней в клинику Динстлера на очередное обследование головы... Не печалься, детка. - Остин потрепал ее по щеке. - Эх, если бы в восемнадцать мы могли знать, как несказанно богаты, владея капиталом нерастраченных долгих-долгих лет! ...Уже одетая к отъезду, Виктория торопливо распрощалась с недоумевающими гостями и домочадцами.
- Йохим настаивает на срочном обследовании, вы же знаете какой он дотошный врач. Будем надеяться, что Новый год Виктория встретит с нами, объяснил внезапный отъезд гостьи Остин.
- Счастливо, тебе девочка! Только не забудь - третьего января я улетаю в Нью-Йорк. Ну, мы еще увидимся, - расцеловала Вику Августа Фридриховна. Жан-Поль, казалось, заподозрил что-то неладное, но старался не подать виду:
- Починишь голову, подумай всерьез об Университете. Когда вернешься, я тебе расскажу, какие там дискуссии устраивают уже на первом курсе. Виктория пообещала подумать, хотя уже знала, что не вернется сюда к Новому году, а, скорее всего, никогда. Как грустно видеть людей, через пелену страшного "никогда". Даже если разглядываешь случайного спутника в поезде и при этом подумаешь, что видишь его в последний раз. В последний раз сухонькую руку Августы, подносящую к покрасневшим глазам кружевной платочек, поблескивающую вместо привычной булавочной подушечки тонким браслетиком новых часов. В последний раз - озабоченные, тревожные в глубине, зеленые глаза элегантной Алисы и русую, ровно подстриженную прядь Жана Пьера, падающую на девически-нежную скулу, отмеченную розовым прыщиком. Виктория долго стояла на корме катера, провожая взглядом удаляющийся островок. Вот уже не различить дома, где, наверное, все собрались за ужином, вот уже весь он превратился в маленький серый холмик у темнеющего горизонта - с причалом, неведомым садом, необследованной библиотекой, жарким огнем в камине, отражающемся в елочных шарах... Виктория спустилась в кубрик и укутавшись в плед в уголке дивана, сделала вид, что дремлет. Ей не хотелось весело отвечать на подбадривания Брауна, изображая решимость и авантюрную бодрость, а главное - она боялась заплакать. Что-то не везет ей с этими Новогодними праздниками. Так наивно ждешь чего-то необыкновенного... Вначале желанной игрушки и хрустящего пакетика со сладостями и мандаринами, потом сюрприза, способного перевернуть жизнь. Вот год назад (всего двенадцать месяцев!), в глубоком прошлом иной жизни она танцевала в искрящейся метели зеркального шара "Вернисаж" с Костей Великовским, затуманившим бедняжке голову такой горячей и такой лживой влюбленностью... Теперь этот очкастый поэт, вторично попадающийся в ее нынешней странной жизни как бы неспроста и навсегда из нее ушедший... А через пол часа она помашет рукой удаляющемуся в морскую даль Брауну... 2 У Каннского причала Остин тут же остановил "такси" и они проехали несколько кварталов, прежде чем Виктория заметила лежащую на заднем сидении девушку точно в таком же как у нее барашковом жакетике.