- Йохим приводит в чувства Антонию, ее, кажется, укачало. Надеюсь ничего серьезного. Переодевайся - и выпье по рюмочке грога! - похлопал Дани сына по спине, - да ты, старик, уже выше меня. Я-то думал, что растут только до 16 лет.
- Гупости, Тони растет до сих пор. Ей регулярно замерявшей рост: уже 173 см., - заметил с балюстрады второго этажа Артур. - Наша "больная" в полном порядке. Сейчас мадмуазель облачится в свой вечерний туалет и предстанет перед вашими очами... Но вначале, конечно, ванна, беседы с матушкой и бабушкой... Ох, непросто быть воспитанной девицей. Жан-Поль не слушал: в висках стучала кровь, пульсирующая мощными, ликующими толчками: "Тони здесь! Черта с два он заболеет в такой вечер!" 9 ...Алиса тревожно смотрела на посеревшее лицо дочери. Как она боялась этих загадочных недомоганий, аж колени подкашивались. А молящий взгляд все время обращался к Йохим.
- Алиса, оставь меня на пару минут с Тони, - попросил он и, выпроводив мать, устроил девушке подробнейший допрос, в результате которого из дебрей невнятных симптомов, неожиданно выступила совершенно стройная версия. Йохим с облегчением вздохнул. Ничего особенного. Не то. Не самое страшное. Девушка просто-напросто беременна. Он даже удивился, насколько нелепыми были первые мысли при взгляде на эту фантастическую красавицу, так чудесно повторяющую юную Алису. "Молодец, Пигмалион, отличная работа! Лучшее твое, творение... Неповторима!" - ликовало тщеславие профессора... "Это же твоя родная дочь, твоя дочь, болван! - спорил с ним голос отца. Твоя девочка готовится стать матерью! а следовательно, ты сам будешь дедом!"...Но где же радостное потрясение, страх и восторг? Нету, увы, нету. Господи, какая нелепость...
- Отдохни, девочка. Я не могу сказать точно, надо сделать простейший анализ, но мне кажется, диагноз вполне обнадеживает - ты, возможно, беременна, - Йохим попытался улыбнуться, но не вышло. А вся речь прозвучала как признание врача, обнаружившего у больного СПИД. И точно такая реакция отразилась на лице больной: она изумленно открыла рот, хватая воздух и еле-еле вымолвила: "н-не-может быть..." Йохим позвал к Антонии ожидавшую у двери Алису:
- Ничего серьезного. Она тебе сама все расскажет. С моей стороны все чисто. Здесь совсем другое. Он вышел на террасу, где когда-то июньской ночью под звездным небом мечтала о будущем вся компания... Сейчас здесь было темно, сыро и лишь на каменные плиты ложились квадраты цветного света из гостиной, где Мэри пробовала зажигать гирлянду праздничных лампочек, привезенную ею в подарок Крису: лампочки, управляемые маленьким автоматом, мерцали то вместе, то поочередно, образуя миниатюрное северное сияние. Ветер пах морем и навсегда ушедшей тревогой дерзаний. Угрожающее рокотание волн внизу и накрапывание дождя не вызывал смутного желания ринуться в бурю, наперекор стихии и собственному страху. Тянуло в теплую полудрему и тихое одиночество. Как же случилось, что все ушло? Жизнь проскочила мимо счастья и радости, как скорый поезд минует маленькие, затерянные в полях и лесах, полустанки. Сейчас Йохиму казалось, что он и не жил вовсе, а перешагнув через последние два десятилетия, превратился из полного дерзновенных идей хирурга в немощного, равнодушного ко всему на свете старца. "Выхожу один я на дорогу, под луной кремнистый путь блестит..." Значит, вот оно о чем..." В углу кто-то деликатно кашлянул. Йохим оглянулся - в тени, прижавшись к колонне, стояла Виктория.
- Я давно не выходила на воздух, доктор. Сегодня первый день отменен постельный режим, - она подошла и робко заглянула ему в лицо. - Без шляпы вы выглядите не так строго.
- Кажется, вас тоже не очень тянет в компанию... А как головные боли? - Йохим вспомнил о просьбе Остина присмотреться к девушке.
- Спасибо, теперь бывают все реже и реже, только когда сильно нервничаю. Но сегодня особенный день - сегодня у меня голова идет кругом от радости... Это тоже, наверно, стресс. Вы помните моего брата, Максима? То есть мы не родные... но...
- Конечно помню. Еще бы... - вздохнул Йохим, подумав, что этот "брат" стоил жизни его жене. А теперь является угрозой и для сестры.
- Вы действительно так сильно привязаны к Максиму?
- Мы выросли вместе. И не знали, что мы не родные, да это и не имеет значения. И главное... - Виктория проглотила ком застрявший в горле, - у меня больше никого нет... Не знаю, что произошло со всеми нами на самом деле, но надеюсь, что хотя бы Максим будет счастлив... Я ведь думала, что потеряла его. Все лгут, пытаясь меня успокоить... Но ни мама, ни Катя никто не ищет меня... А сегодня Максим нашелся - позвонил прямо сюда! Сказал, что помнит обо мне и мы обязательно увидимся... Только... Виктория вдруг помрачнела и отвернулась - Только мы с Августой не сказали ему правду... Ну то, что произошло с нашим отцом. То есть с моим отцом... Но он был нашим... - Девочка сбилась, не умея объяснить и Йохим остановил ее:
- Прошу вас, Вика, успокойтесь. Я очень хорошо вас понимаю. Мы ведь здесь оба в трауре. И если бы я хоть как-нибудь мог объяснить, какой пустой вдруг оказалась жизнь. И совершенно ненужной!... - в темноте блеснули его очки или слезы.
- Понимаю, понимаю! Я все время думала, думала об этом и хотела понять - за что? За что такое горе, почему живы и веселы другие - плохие, злые, чужие... А папа... -Вика, сегодня большой и светлый праздник. Праздник, дающий надежду. Сейчас мы соберемся все вместе в этой большой, теплой гостиной и прочтем молитву. Мы будем просить у Всевышнего защиты и справедливости... Я буду просить за вас... И я уверен... Мне самому больше ничего не надо. - Йохим чувствовал, что готов расплакаться от жалостливого тепла, растапливающего ледяную глыбу в его душе. Он обнял продрогшую в своем барашковом жакете девушку и повел в гостиную.
- Пора, пора, нас уже, наверно, ищут. А ну - утрите нос, мадмуазель. - Он развернул ее к свету, идущему от двери и внимательно рассмотрел, легко, как слепой, пробежав кончиками пальцев по лицу.
- Прекрасные надбровье и скулы. Чудесные глаза... Простите Вика, это профессиональный анализ и комплимент.
- А у вас чудесные руки, легкие, теплые руки скрипача или пианиста... ... В гостиной уже источал аппетитные ароматы овальный стол. На елке горели свечи, отражаясь в зеркальных шарах. Обе пожилые дамы, чрезвычайно торжественно одетые и удивительно похожие со своими седыми кудельками и стоячими воротничками розовых шелковых блузок, царственно восседали возле камина. Дани и Остин, в черных смокингах объясняли Мэри правила новой компьютерной игры.
- Вот, наконец, и наши гуляки явились. Что, нахватали гриппозных вирусов? - встретил вошедших с террасы Даниель.
- Ну, теперь дело за нашими красавицами, - Остин оглядел гостей. - А вот они! Музыканты - тушь! Дани нажал кнопку музыкального центра и под зазвучавший случайно второй концерт Рахманинова, в дверях появилась Алиса и Тони. Как тогда, десятилетия назад, в летний день, с букетами и в венках, выросли они на пороге, но вместо семилетней девушки рядом с матерью стояла великолепная молодая женщина.
- Это сюрприз! Мы готовили его к традиционному июньскому сбору... но изобразить лето сегодня. К сожалению, цветы другие, да и туалеты обновлены, - доложила Алиса, покружившись в нарядном ситцевом сарафане. Только тогда был вальс!
- Вальс, конечно же вальс - я отлично помню! - подхватила Сильвия. И вальс зазвучал, совершенно такой же - уверенный, юный, каким был десять, двадцать и сорок лет назад. Остин пригласил Антонию, Дани - Алису и они закружились по комнате, растрогав до слез старушек.
- Это мы сорвали традиционную июньскую встречу, сами знаете провожали бабушку... Но сегодня наверстаем упущенное, - пообещал Дани, элегантно раскрутив в финальном "па" свою партнершу.
- Знакомьтесь, Вика, - моя дочь. - подвел Остин Антонию к притихшей в углу гостье. -А это мой сын, Жан-Поль, - передразнил его Дани, подталкивая к Вике появившегося в гостиной сына. Жан-Поль высушил волосы и переоделся к ужину в светло-серый пуловер с белой рубашкой.
- Мы давным-давно знакомы, отец! Все хорошенькие девушки во Франции известны мне наперечет. А вот мадмуазель Браун вижу сегодня, как будто впервые. Мы ведь знакомы, не правда ли? - обратил он восхищенный взгляд к Антонии. Тони, в летнем пестром сарафане с алеющими в черных волосах камелиями казалась принцессой, наряженой пастушкой. "Не хватает лишь посоха, увитого лентами - статуэтка саксонского фарфора! Да она так и просится в стихи. Вот что значит - Муза! - подумал Жан-Поль, ощутив роение поэтических фраз, - Они так и слетаются, как мухи на мед, эти рифмованные, поющие строки..." Виктория не могла оторвать взгляда от своей ровесницы. Она знала, что Тони известная модель и видела журналы с ее портретами, собираемые Алисой. Но в них можно было заподозрить эффект грима, умелую игру светотени, а здесь - живое чудо! Вика не предполагала возможности реального существования такой внешности... Куда там, Даше Кожемячко служанка рядом с принцессой.